Путешествие во времени
Шрифт:
Уго с жаром завладел ее ртом. Он поднял ее и прижал спиной к стене. Юбка Сэнди задралась, когда он развел ее ноги и обвил ими себя. Он вошел в нее безо всякой подготовки.
Яркие, похожие на молнии ощущения взметнулись в ее душе. Она льнула к его груди, впивалась в губы с такой страстью, что едва заметила, как он, содрогнувшись, извергся в нее со стонами пропащей души. Когда все было кончено, ее ослабевшие ноги опустились на твердый деревянный пол. Потрясенная и ошеломленная, все еще ощущая пульсацию собственного ослепительного разрешения, Сэнди невидящим взглядом уставилась на
И ее вдруг снова охватил ужас. Как она могла опять пойти на поводу у столь примитивных желаний! Сэнди подавила рыдание и словно издали услышала поток итальянских слов, затем хриплые слова оправдания на английском, слова сожаления… Уго подхватил ее на руки и вынес в холл.
Она почувствовала себя в относительной безопасности только в безукоризненно опрятной гостиной. Уго усадил ее в низкое кожаное кресло, затем пробормотал что-то и ушел. У входной двери зазвенел звонок, Уго, должно быть, открыл ее, потому что Сэнди услышала голоса. Потом снова наступила тишина, и минуту спустя Уго, войдя, присел перед ней на корточки и поднес к ее трясущимся губам бокал. Это был бренди, обжегший ей горло. Уго тоже сделал глоток.
– Не знаю, что тебе сказать, – с трудом выдавил он.
Сэнди заставила себя посмотреть ему в лицо. Оно было виноватое и белое, как кресло, в котором она сидела, и еще на нем читалось глубокое отвращение к себе.
– Я выйду за тебя замуж, – прошептала она. – Я выйду за тебя.
– Почему? – В его голосе звучало изумление. Слезы навернулись ей на глаза. Господи, да это же… очевидно! Он вызывает у нее тысячу взаимоисключающих чувств – гнев боль обиду, смущение… желание! Он то холоден то горяч, то безжалостно жесток и в то же время так беззащитен, что у нее разрывается сердце И все это называется одним словом – единственным которое имеет значение. Она все еще любит его, после всех этих лет, после боли, которую он ей причинил. Она любит его независимо ни от чего. И это причиняет ей еще большую боль, потому что она не может сказать ему этого и никогда не скажет.
– Ты нужен Джимми, – произнесла Сэнди, Ты нужен Джимми. И снова они вернулись к тому, с чего начали.
Уго встал. Это было отступление по всем фронтам.
– Да, – сказал он. – Конечно. Я пойду оденусь. Ты можешь без опасений воспользоваться ванной, чтобы… привести себя в порядок.
На нем был темно-синий костюм из дорогой, с шелковистым блеском, ткани, ослепительно белая рубашка и голубой галстук. И весь этот наряд удивительно шел человеку, в которого он превратился.
Чисто выбритое лицо, тщательно причесанные волосы, длинные черные ресницы, скрывающие выражение глаз, и великолепно очерченный рот сдержанного волевого человека. Сэнди пришлось покрепче прикусить губу, чтобы не сказать ни слова. Если Уго оделся так, чтобы легче найти общий язык с Джимми, то он не мог ошибиться сильнее. Ее сын скорее всего будет стоять, благоговейно разинув рот и проглотив язык. Какая уж туг непринужденность! Уго казался ледяным королем, живущим во дворце из стекла, стали и мрамора.
Сэнди поежилась и покрутила на своем пальце кольцо – золотое, с безупречным бриллиантом. Она выбрала его из внушительной коллекции, которую Уго разложил перед ней в гостиной: В промежутке между ее побегом в ванную и их столкновением у гардеробов он успел обзвонить лучших ювелиров и попросить привезти образцы в его апартаменты.
Деньги способны на все. Сэнди снова поежилась. Уго искоса посмотрел на нее, и этот взгляд словно обжег ей щеку. Сидя рядом в машине, они впервые оказались так близко друг к другу, с тех пор как он поил ее бренди. Ни зрительного, ни физического контакта, только редкие слова, которыми они перебрасывались словно сквозь стеклянную стену. Почему? Видимо, потому, что оба слишком далеко зашли, открыв друг другу такие вещи, которые предпочитают обычно скрывать.
А теперь они сидели в машине, направляющейся к ее дому, навстречу новому испытанию. Сэнди попыталась проглотить застрявший в горле комок и не смогла. Краем глаза она заметила его руку, лежащую на колене. Длинные пальцы едва заметно шевелились, и она отчетливо ощутила напряжение, вызывающее это легкое подергивание. Сэнди рискнула осторожно поднять взгляд на его лицо и была почти потрясена при виде холодного высокомерного профиля: патрицианский нос, загибающиеся кверху густые ресницы, отбрасывающие тени на гладкие, оливкового оттенка щеки, твердый волевой подбородок, жесткая линия рта.
Сдерживая дрожь, она решилась нарушить затянувшееся молчание.
– Джимми может заговорить о твоем отце.
Темноволосая голова повернулась к ней с пугающей быстротой; непроницаемые глаза остановились на ее лице.
– Он знает о моем отце?
Слишком спокойным и невыразительным тоном это было сказано. Сэнди снова попыталась проглотить комок.
– Э-Эдвард любил рассказывать ему о В-Ве-неции, – объяснила она. – Он и сам жил там некоторое время и до последних дней поддерживал связь с оставшимися в этом городе друзьями. А… твой отец – известная личность. Поэтому Эдвард многое знал и о нем, и о его болезни.
Уго кивнул. Сэнди сделала то же, а затем снова опустила взгляд на кольцо.
– Джимми решил, что ты не приезжаешь из-за болезни отца. Ему это хорошо понятно, поэтому Джимми вполне устраивало такое объяснение.
Рука, лежащая на колене, снова дернулась.
– Если бы Эдвард Медфорд не умер, я до сих пор не знал бы о своем сыне?
Вопрос был задан с жаром, но в нем сквозило холодное обвинение.
– Джимми стал задавать вопросы о тебе только около года назад. Он никогда не просил о встрече с тобой. Но если бы это случилось, я что-нибудь придумала бы.
– Придумала бы? – переспросил он.
– Я должна была защищать и его и себя, – возразила Сэнди.
– От меня?
– От всего этого! – выкрикнула она, ломая выросшую между ними стеклянную стену и отметая остатки светских условностей. – Посмотри, что ты уже успел натворить, Уго! Даже при деньгах Эдварда в качестве моего так называемого щита. Мне заморочили голову и воспользовались мною. Так же ты поступил и раньше. Заморочил мне голову и воспользовался. А потом отшвырнул, как камень с дороги, когда я не оправдала твоих ожиданий!