Путешествие вокруг света на корабле «Нева» в 1803–1806 годах

Лисянский Ю. Ф.

21 июля. Вчера я узнал, что при партии находятся двое кадьякцев, которые в прошедшую осень были на горе Эчком. Я уже давно желал её осмотреть, но меня всегда удерживало незнание дороги, две трети которой лежит сквозь густой лес. Я воспользовался этим случаем и поутру в 7 часов отправился в путь на катере, взяв с собой лейтенанта Повалишина. Во втором часу пополудни мы пристали к берегу в небольшой губе против острова Мысовского, а так как наши гребцы довольно утомились, то надлежало провести в этом месте ночь, расставив свои палатки и разведя огонь. Вечером я занимался осмотром окрестностей и нашёл, что весь берег состоит из лавы, лежащей глыбами во многих местах. Из таких пород, смешанных с глиной, состоит утёс длиной сажен в сто, а высотой около пяти, на котором растут высокие ели. По моём возвращении к палаткам один из гребцов принёс мне немного полевого гороха и клубники; последняя хотя еще не совсем доспела, однако же, была довольно вкусна.

На другой день поутру, хотя горы были покрыты густым туманом, я решился итти на гору Эчком в надежде, что к полудню небо прочистится. Предполагая, по словам наших проводников, воротиться к ночи назад, мы взяли с собой немного хлеба и в восьмом часу пустились в путь. Чем далее мы шли, тем дорога становилась хуже и затруднительнее. Глубокие овраги, лежащие повсюду пни и колоды, а также частые колючие кустарники утомили нас, хотя наше путешествие продолжалось еще не более двух часов. Тогда-то я почувствовал, что мы весьма ошиблись, взяв с собою небольшое количество съестных припасов. Между тем, туман увеличивался, и провожатые сами не знали, куда итти. Как ни было затруднительным наше положение, однако же, я решился продолжать свой путь еще на некоторое расстояние, а потом послал одного из кадьякцев за пищей и фризовыми фуфайками для людей. В полдень мы все так утомились, что далее итти никто не был в силах, поэтому и были принуждены остановиться на пригорке у небольшого потока. Погода, как бы сжалясь над нами, наконец, прояснилась. Нам стало ясно, что для достижения цели нашего предприятия требовалось много времени, ясной погоды и довольно большого количества съестных припасов. Поэтому, отправив одного из своих проводников к нашим палаткам, мы начали готовиться к ночлегу. При всей своей усталости, каждый принуждён был работать с особым прилежанием, так что к вечеру мы успели сделать два больших шалаша из ветвей душистого дерева (Это дерево можно назвать американским кипарисом [170] , так как оно издаёт крепкий, приятный запах.) и развели большой огонь, вокруг которого мы просидели почти до полуночи, разговаривая о своей неосторожности в снабжении. Между тем, наступила ночь, в продолжение которой пала такая большая роса и воздух сделался так холоден, что термометр опустился почти до 4,5° и выгнал нас из шалашей.

170

Это ситхинский, или аляскинский «кипарис», или «кедр», из семейства кипарисовых. Виды этого рода распространены в тихоокеанских странах — Калифорнии, Японии и Чили. Это хвойные, отличающиеся особенностями расположения своих листьев, мутовчатых или редко расположенных по спирали. На листьях особые железистые приспособления с эфирным маслом.

23 июля. Чувствительный холод пробудил меня около 2 часов ночи. Проснувшись, увидел я всех моих спутников у разложенного огня. Иной ворочался с боку на бок, а другие лежали, покрыв себя корой, которая служила им покрывалом от холода и защитой от жара. К рассвету опять спустился густой туман. Около 8 часов я сделал выстрел из ружья, в ответ на который мы услышали голос, а через полчаса потом имели удовольствие видеть четырёх человек, пришедших к нам со всеми потребными запасами. Радость наша была чрезвычайной. Подкрепив свои силы пищей, около 11-го часа при ясной погоде мы продолжали свой путь дальше, который был хотя и крут, однако же, приятнее вчерашнего. В полдень, выйдя из леса и отдохнув у кустарников, мы пошли на вершину горы. Дорога лежала между двумя оврагами, наполненными снегом; местами она была довольна узка и по краям усыпана мелким горелым камнем разных цветов, однако же настолько полога, что наше путешествие кончилось во втором часу пополудни. Первое, что нам представилось на вершине, было находящееся посредине неё жерло глубиной сажен 40 [75 м], а окружностью около 4 вёрст. Оно имеет вид чаши и сверху покрыто снегом. По словам проводников, оно должно быть наполнено водой, но оказалось совершенно сухим. Надобно думать, что на дне его находятся трещины, в которые уходит вода. А так как осенью здесь бывают продолжительные дожди, то и неудивительно, что упомянутое пространство к зиме, когда здесь были наши проводники, делается озером. Обойдя это жерло, я написал на бумаге имена всех, бывших со мною, и положил её в кувшин, который велел заложить камнем в знак памяти, что до нас никто из европейцев не посещал этого места.

Наши труды и терпение были награждены особенным удовольствием. Стоя на вершине горы, мы видели себя окружёнными самыми величественными картинами, какие только может представить природа. Бесчисленное множество островов и проливов до прохода Креста и самый материк, лежащий к северу, казались лежащими под нашими ногами. Горы же по другую сторону Ситкинского залива представлялись как бы лежащими на облаках, носившихся под нами. Солнце сияло тогда во всей своей красоте, за исключением десяти минут, когда при небольшом тумане накрапывал дождь. Термометр перед тем показывал 12,7°, а после 11,9°. На этом месте мы провели около трёх часов и возвратились прежней дорогой к своим шалашам около вечера.

24 июля поутру мы отправились к палаткам и спустя пять часов благополучно к ним прибыли. На возвратном пути я насчитал тридцать оврагов. Высоту Эчкома можно считать, примерно, 8 000 футов [2 400 м]. Эта гора довольно пологая со стороны губы, а с моря утёсистая. На расстоянии до 3 вёрст от вершины растёт на ней лес, вершина же местами покрыта травой, а большей частью камнями разных родов. Овраги со всех сторон заполнены снегом, а особенно с моря. Следовательно, глубину их было невозможно узнать. Судя по обширности и глубине жерла, должно заключить, что в прежние времена этот вулкан был гораздо выше, но от времени обрушился и заполнил своими обломками пропасть, из которой некогда извергалось пламя. Вероятно, что после этого явления прошло уже много лет, так как некоторые вещества, изверженные из этого жерла, начали уже превращаться в землю. Самое крепкое из них имеет чёрный цвет и подобно стеклу [171] , образовавшемуся силой огня из серого камня. У меня есть один кусок, половина которого осталась в прежнем своём состоянии. При ударе о сталь он даёт искры. Серая лава также довольно тверда. Глыбы её лежат по берегу. Что же касается прочих лав, например, красной, подобной кирпичу, и пемзы разных родов, то все они чрезвычайно легки.

171

Очевидно речь идёт о вулканическом стекле — обсидиане.

25 июля в 2 часа пополудни я прибыл на корабль в то самое (время, как отправлялась партия для ловли морских бобров. Она состояла из 302 байдарок. Наши промышленники были наряжены в лучшее платье и покрасили свои лица разной краской. В таком-то наряде явились они к Баранову и после осмотра тотчас пустились в предстоявший им путь.

28 июля компанейские суда «Ермак» и «Ростислав» отправились вслед за упомянутой партией, при которой они должны оставаться для её защиты всё то время, пока продолжается ловля. После полудня в Новоархангельскую крепость прибыл ситкинский тайон Котлеан. Баранов, хотя и принял его ласково, но не так, как прежнего, потому что он был всегда нашим неприятелем и самым главным виновником разорения прежней нашей крепости. Он приехал с песнями в сопровождении 11 человек из его подчинённых. Прежде, нежели пристать к берегу, он прислал Баранову в подарок одеяло из чернобурых лисиц, прося, чтобы его приняли с такой же честью, какая была оказана его предшественнику, на что ему ответили, что сделать это было никак невозможно, потому что все кадьякцы уехали на промысел. Однако же его лодку подтащили к берегу в брод, а сам он был вынесен двумя людьми. Спустя несколько времени, я с Барановым и с несколькими офицерами посетил эту важную особу. Сперва наш разговор касался оскорбления, причинённого нам его семейством, а потом мы начали толковать о мире. Котлеан признал себя виновным во всём и впредь обещался загладить свой проступок верностью и дружбой. После этого Баранов отдарил его табаком и синим халатом с горностаями. Табак был мной роздан сопровождавшим тайона лицам, которые отдарили нас корнем джинджамом [172] , коврижками и бобрами. Прощаясь с нами, Котлеан изъявил своё сожаление, что не застал кадьякцев, при которых ему сильно хотелось поплясать, уверяя, что никто не знает так много плясок разного рода, как он и его подчинённые. Удивительно, как ситкинцы пристрастны к пляске, которую они считают самой важной вещью на свете.

172

Джинджам — местное название, которое не удалось определить

Наши посетители были так же раскрашены и покрыты пухом, как и прежние, но одежда их была несколько богаче. На Котлеане была синего сукна куяка (род сарафана), сверх которого надет английский фризовый халат. На голове он имел шапку из чёрных лисиц с хвостом наверху. Роста он среднего и имеет весьма приятное лицо, чёрную небольшую бороду и усы. Его считают самым искусным стрелком. Он всегда держит при себе до двадцати хороших ружей. Несмотря на наш холодный приём, Котлеан погостил у нас до 2 августа и плясал каждый день со своими подчинёнными.

7 августа я отправился с несколькими больными к целебным водам, где и пробыл по 15-е число. Погода всё это время стояла довольно хорошая, и наша прогулка была бы очень приятна, если бы нас не тревожили комары и мухи, особенно последние, которые в здешних лесах водятся в величайшем множестве и весьма беспокойны [173] . Они чрезвычайно малы, чёрного цвета, с белыми ножками и нечувствительно садятся на тело, так что их можно заметить не раньше, чем они прокусят кожу до крови, после чего делается небольшая опухоль. Есть ещё мушки гораздо меньшей величины. Они обыкновенно садятся пониже глаз и от их укуса делается синее или багровое пятно.

173

Мелкие мошки, которых описывает Лисянский, — так называемый «гнус», широко распространённый также в Советском Союзе в таёжной зоне, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке.

К крайнему моему удовольствию, употребление целебных вод поправило здоровье моих больных, которых я взял с собой единственно для опыта. Ручей целебных вод течёт с невысокой горы, находящейся в 150 саженях [метрах в 270] от берега, в нарочно вырытый водоём. Температура у самого ключа 66°,1, а в водоёме — около 38°. В воде содержатся частицы серы и солей. С первого взгляда она кажется чистой, но по химическим опытам видно, что в ней имеется большое количество растворённых веществ. Ситкинские жители нередко пользуются ею, и можно наверное сказать, что эти воды служат надёжным средством к излечению цынги и различных ран. Остаётся только устроить там спокойный приют для больных. Это, можно сказать, драгоценное место лежит по восточную сторону Ситкинского залива за Южными островами и от Новоархангельской гавани отстоит на 25 вёрст.

16 августа, возвратясь в нашу крепость, я имел случай видеться с главным ситкинским тайоном, который недавно выбран вместо Котлеана. Он так сильно гордился своим достоинством, что никуда не ходил, даже за самым нужным делом. Другие всегда должны были носить его на плечах. И если не было когда-либо наших американцев, то он заставлял себя носить ситкинцев. При всём этом он плясал и делал различные движения вместе с прочими своими подчинёнными. Для этих забав было отведено место против гробницы его брата, которая одна только и осталась в целости. Так как этот тайон при всяком случае показывал своё усердие и дружелюбие по отношению к русским, то Баранов навесил на него медный герб. Около полудня наши гости убрались восвояси.