Путешествие
Шрифт:
— Это место просто создано для меня! — светилась от счастья миссис Плитивер. — Уж здесь-то я пригожусь!
Все были довольны и счастливы — все, кроме Сумрака.
— Ну конечно! Я ведь не убивал этих двух извергов из Сант-Эголиуса, не сражался с воронами, не рвал глотку рыси! Нет, я мирный совенок, который будет всю жизнь послушно сидеть на хвосте и пить поданный змеями чай! — бушевал Сумрак, угрожающе раздуваясь.
— А чего бы ты хотел? — хмыкнула Гильфи.
— Я думаю, нам надо потолковать с главными совами — с Вороном и Барран. Сдается мне, они не представляют себе реальной опасности. Все эти мелкие стычки на границах не идут ни в какое сравнение с угрозой Сант-Эголиуса. Вы слышали,
— Ты имеешь в виду умирающую неясыть? «Вы еще пожалеете», да? — шепотом заметил Копуша.
Они никогда не обсуждали между собой последних слов умирающего, но каждый понимал, что неясыть говорил о какой-то опасности, намного превышавшей угрозу Сант-Эголиуса.
— Угу-у-у, — задумчиво протянул Сорен. — Наверное, надо рассказать об этом королю с королевой. Но не сейчас. Уже занимается день. Пора спать.
Дупло было выстлано мягчайшим мхом и нежным пухом.
Сорен подошел к круглому отверстию в стене, чтобы взглянуть на рассвет. Последние ночные звезды только что погасли, и небо начало окрашиваться нежной розовой зарей. Бесчисленные изогнутые ветви Великого Древа Га'Хуула вздымались вверх, словно приветствуя новый день.
— Этот рассвет, — еле слышно проговорил Сорен, обращаясь к миссис Плитивер, — почему-то напоминает мне маму.
— В самом деле, милый! — закивала змея, уже свернувшаяся в уютное колечко в уголке дупла.
А когда совята устроились на ночлег, по Великому Древу Га'Хуула полились самые нежные, самые волшебные и неземные звуки, а потом прекрасный голос запел:
Ночь прошла, погасли звезды В небесах. Тьма растаяла, как дымка. На холмах. Розовеет уже утра Нежный свет, До зари вечерней Ночи с нами нет Спать ложитесь, Дайте крыльям отдохнуть. Завтра ночью вновь начнется Долгий путь. Пусть покоен будет день ваш, Сладок сон. Глаукс — ночь, У дня и ночи свой закон. Час пробьет — Ночь придет По полям, по цветам, Сумерки вернутся к нам. Это дерево — наш дом, Мы здесь живем. Мы свободны и свободными умрем. Пусть покоен будет день ваш, Сладок сон. Глаукс — это ночь. У дня и ночи свой закон.Никогда еще Сорен не испытывал такого умиротворения.
— Копуша, Сорен, Гильфи, вы спите? — окликнул их Сумрак.
— Почти, — отозвались Копуша с Сореном.
— Как вы думаете, когда нам выдадут боевые когти?
— Понятия не имею. Не беспокойся, всему свой срок. (Спокойного дня, — сонно ответил Сорен.
— Спокойного дня, Сумрак, — подхватил Копуша.
— Спокойного дня, Сорен, — пискнула Гильфи.
— Спокойного дня, Гильфи, — прошептал Сорен и прибавил: — Спокойного дня, миссис Плитивер.
Но миссис Плитивер уже крепко спала.
ГЛАВА IX
Совиный парламент
Четверо совят стояли в прихожей большого дупла, где заседал Совиный парламент, и ждали, когда их примут Борон с Барран.
— Там обсуждается очень важное дело, — сообщил им один из стражников. Тихое тинг-тинг в его голосе выдавало настоящего мохноногого сыча.
— Да нам совсем ненадолго, — объяснила Гильфи.
«Очень на это надеюсь», — подумал про себя Сорен. Он был не на шутку напуган, поскольку друзья, посовещавшись, единогласно выбрали его парламентером.
Какая-то незнакомая сова высунула голову из дупла и проухала:
— Можете войти. Ведите себя тихо и ждите, когда вам разрешат говорить. — С этими словами она указала крылом на ветку, куда они могли присесть.
Сорен огляделся. Это было не особенно большое дупло, намного меньше того, куда Борон и Барран привели их в самом начале. Здесь тоже горели свечи, а еще тут была длинная березовая ветка, согнутая полукругом. На этой белой ветке восседало около дюжины парламентариев. Сорен увидел среди них Стрикс Струму, которую накануне повстречал в коридоре. Она сидела рядом с крупным виргинским филином необычной красноватой окраски с ярко-черными когтями. Еще здесь была очень старая и дряхлая пятнистая совка, с отвратительно редким и облезлым оперением. Сорен в жизни своей не видел такой лысой совы, хотя, честно признаться, до сих пор он почти не встречал стариков… В довершении всего у этой совки была длиннющая лохматая борода и зазубренный от старости клюв. А еще она косила на один глаз.
— Это не сова, а просто какое-то позорище! — прошептала Гильфи. — Великий Глаукс, вы только взгляните на ее лапы! А когти-то, когти! — она помолчала и поправилась: — Я имею в виду оставшиеся.
В самом деле, на одной лапе у совки было всего три когтя.
И тут Сорен зажмурился от стыда и страха, потому что старик повернул голову и уставился прямо на него своим косящим глазом. Сорену показалось, что желудок у него вот-вот вывернется наружу.
— Насколько я тебя понял, Элван, — говорил Борон, глядя на крупную бородатую неясыть, — ты утверждаешь, что нам нужно объединить искателей-спасателей с угленосами?
— Не постоянно, Борон. Думаю, это потребуется только во время вылетов на поля сражений. А то родители повадились улетать на битву и оставлять птенцов без присмотра. Обычно-то они вовремя замечают лесной пожар. К примеру, вчера мы спасли маленького воробьиного сычика и мохноногого сыча. Мы принесли их сюда, но, поверьте, не так-то просто тащить и угли, и обгоревших совят! Птенцов ведь не бросишь в корзинку с углями, верно? А ведь мы могли и проглядеть кого-то! Страшно делается, как подумаешь об этом!