Путешествия к Лобнору и на Тибет
Шрифт:
Нечего говорить, что сыпучие пески таримского бассейна представляют собой, как везде, самого страшного врага культуры. Здесь, как и в Западном Туркестане, многие процветавшие в древности местности уничтожены, и вообще район культурных площадей стесняется все более и более; область же сыпучего песка расширяется.
Причина столь рокового для туземцев явления заключается во всеобщем усыхании Средней Азии, начавшемся еще от той геологической эпохи, когда оба здешние бассейна – ханхайский и туранский – были покрыты водами внутреннего азиатского моря. С тех пор усыхание продолжается до наших дней и, быть может, теперь идет в таримском бассейне еще быстрее, ибо ничтожные атмосферные осадки далеко не уравновешивают здесь сильные испарения, причиняемые высокой температурой и сухими ветрами. Не говоря уже про Лоб-нор, некоторые речки, стекающие с южных окрайних гор, на памяти местных стариков были многоводнее. Еще красноречивее свидетельствуют путешественнику о том же уменьшении живительной влаги и о прогрессе мертвящих сил пустыни засыпанные песком некогда цветущие оазисы и города. Про многие из них известно из китайских летописей; некоторые мы видели сами; наконец, об иных слышали от туземцев, которые говорят, что в старину на площади между Хотаном, Аксу и Лоб-нором лежали 23 города и 360 селений, ныне не существующих. В то время, по местному преданию, можно было из г. Куча пройти на Лоб-нор «по крышам домов» – так густо сидело население на пустынном ныне Тариме. Еще и теперь жители Хотана, Кэрии, Нии и других пока уцелевших оазисов ежегодно осенью и зимой ходят в пески искать оголенные бурями остатки древних поселений. Там, как говорят, находят иногда золото и серебро. Попадаются даже уцелевшие сакли, а в них одежда и войлоки; то и другое обыкновенно истлело до того, что от прикосновения рукой рассыпается в пыль. Искатели отправляются пешком, но везут на верблюдах, иногда же несут на собственных плечах, вьюки шестов, которые, с навязанными на них красными или синими тряпками, втыкают на более высоких песчаных холмах и таким образом обеспечивают себе обратный путь. Один из подобных искателей прошел, как нам сообщали, даже до Тарима, направившись к северу из оазиса Ния.
Среднее течение Черченской реки. В 60 верстах к западу от урочища Ваш-шари мы вышли на среднее течение Черченской реки, к которому можно отнести все ее протяжение на прорыве через сыпучие пески. Здесь названная река, несмотря на свою быстроту, все-таки не может, подобно нижнему Тариму, провести для себя глубокую борозду в песчаной почве пустыни; [900] взамен того идет широким плесом по зыбучему песчаному дну. Главное русло, обозначенное струей более быстрой воды, извивается от одного берега к другому; в промежутках этих изворотов (по крайней мере при невысокой воде) то текут узкие рукава, то спокойно стоят небольшие заливы, то всего чаще залегает мокрый песок, покрытый тонким слоем липкой глины. Ширина главного русла Черчен-дарьи, в описываемой части ее течения, 30–35 сажен, при глубине от двух до нескольких футов; местами, в особенности на заворотах реки, встречаются омуты в сажень или около того глубиной; всего же с незанятыми водой плесами расстояние одного берега до другого от 100 до 150, иногда до 200 сажен. Вода совершенно грязная вследствие примеси глины и мелкого песку Дно, как сказано выше, зыбучее, так что ноги человека быстро увязают даже в более твердых местах; в заводях же, где течение тихо или его вовсе нет, пробраться совсем нельзя. Главное русло реки часто перемещается и, при более высоком летнем стоянии воды, отмывает на излучинах значительные площади берегов, как то можно видеть по прерванному направлению прежних тропинок.
900
В самом низовье та же Черчен-дарья течет по солончакам глубоким корытообразным руслом.
Несмотря на все безобразие Черчен-дарьи (грязная вода, мелководье, зыбучее дно), в ней водится довольно много рыбы. Мы добыли здесь в свою коллекцию пять видов, а именно: маринку (Schizothorax chrysochlorus), тазек-балык (Aspiorrhynchus Przewalskii) и три вида гольца (Nemachilus yarkandensis, N. stoliczkai, N. bombifrons n. sp.), из них два последних на Лоб-норе не были найдены.
Берега описываемой реки сопровождаются полосой весьма бедной древесной и кустарниковой растительности. Такая полоса, обозначающая собой приречную долину, имеет на переправе чархалыкского пути от 8 до 10 верст в ширину, но вскоре суживается на 2–3 версты; затем, ближе к Черчену, снова достигает прежних размеров. Из деревьев в описываемой долине растет лишь туграк (Populus diversifolia), да и то редким насаждением. Уродливое и корявое дерево это достигает 30–40, иногда 50 футов высоты, при толщине в 2–3, изредка даже в 4 фута; кора на нем почти всегда растрескавшаяся, у старых экземпляров часто отвислая и засыпанная пылью; на изломах же вместо сока выветривается белый соляной налет. Древесина на поделки не годна; притом взрослое дерево обыкновенно имеет внутри пустоту. В особенности безобразны старые туграковые деревья, у которых почти всегда обломаны верхушки и часть сучьев. Иногда такое дерево, растущее ближе к песчаной пустыне, бывает наполовину или совершенно засыпано песком. Случается, что целая площадь туграка засыхает, вероятно, от прекращения подземного питания водой. Такие иссохшие деревья стоят без сучьев, словно исковерканные столбы; они не гниют в здешнем крайне сухом воздухе, но распадаются на слои, пересыпанные песком и пылью. Лишь в молодости туграк бывает несколько красивее, в особенности, если растет на солончаковом лёссе и получает достаточно подземной воды; тогда, быть может, он годен и для построек.
В тех же туграковых лесах Черчен-дарьи растут местами скученно, местами врассыпную два вида тамариска (Tamarix laxa, T. elongata, последний преобладает) и Halostachys caspia; затем всюду попадается мелкий тростник, а на песках Karelinia caspica. В лучших местах, по берегу самой реки и на небольших островах, кое-где ею образуемых, встречаются – облепиха (Hippophae rhamnoides) и изредка джида; обыкновенны – кендырь, джантак и солодка (Glycyrrhiza uralensis); кое-где попадается Sphaerophysa salsula и дикая спаржа (Asparagus sp.). Все эти кустарники и травы густо покрыты лёссовой пылью, так что к ним невозможно прикоснуться не испачкавшись. Притом почва здесь, как между кустами, так и в туграковых лесах, – оголенная лёссовая глина с песком, то покрытая довольно твердой солонцеватой корой, то совершенно рыхлая, как пепел. Под деревьями везде валяются груды обломанных бурями сучьев и кучи сухих листьев, которые звенят словно каменные, если их катит сильный ветер. Словом, крайне безотрадную картину представляла растительность Черченской реки даже весной, в первой трети апреля, когда мы здесь проходили. Несмотря на сильные жары (до +30,8 °C в тени), зелени почти вовсе не было видно; лишь кое-где на влажных местах пробивались ростки тростника да незаметно цвели туграк и облепиха. [901] Взамен весенних цветов и бабочек в обилии ползали скорпионы, в тихую же погоду роились тучи комаров. Не лучше было и в атмосфере; густая пыль постоянно наполняла воздух, застилала даль горизонта, а ближайшие предметы окрашивала в желто-серый цвет; небо почти всегда было подернуто облаками, солнце же, если проглядывало, то казалось матовым диском, хотя все-таки жгло немилосердно.
901
Со второй трети апреля начал цвести тамариск.
Животная жизнь как на самой Черчен-дарье, так и по ее долине, несмотря на время горячего пролета, в особенности мелких пташек, была весьма бедная. Из зверей нам попадались довольно часто хара-сульты; кое-где видны были следы маралов; водятся здесь также зайцы и песчанки (Gerbillus lepturus n. sp.); вероятно, есть волки и лисицы; тигры лишь случайно заходят. Из оседлых птиц обыкновенно были саксаульные сойки (Podoces biddulphi), саксаульные воробьи (Passer stoliczkae), дятлы (Picus leptorrhynchos) и Rhopophilus deserti [кустарница]; в зарослях джиды изредка попадались фазаны (Rhasianus insignis). Гнездящимися найдены также – сорокопуты (Lanius isabellinus), славки (Sylviaminuscula?), стрижи (Cypselus apus) и удоды (Upupa epops). Водяных и голенастых встречено было чрезвычайно мало, потому, конечно, что здесь нет тростниковых озер или болот, вообще мест, удобных для отдыха, покормки и гнездения. Не только днем, но даже ранним утром в редкость слышался голос какой-либо из пташек. Могильная тишина постоянно царила как в сыпучих песках, так и на самом берегу злосчастной реки.
Наш здесь путь. Там, где мы вышли на берег Черчен-дарьи, она течет на абсолютной высоте 3500 футов и, сузившись в одно русло, имеет около 35 сажен ширины, при глубине брода в 2 фута во время малой воды, каковая теперь стояла. Дно песчано-глинистое и довольно вязкое; однако наши верблюды переправились благополучно. Дальнейший путь наш до самого Черчена лежал все по левому берегу той же Черчен-дарьи. Итти здесь с караваном довольно трудно, в особенности, где нужно переходить небольшие песчаные гряды, упирающиеся в реку. Летом описываемый путь еще труднее, ибо прибавляется нестерпимая жара и тучи комаров.
Мы двигались небольшими переходами, иногда дневали, чтобы лучше обследовать местность. Но, увы! слишком бедна была научная добыча как среди растений, так и среди животных. От самого Лоб-нора до Черчена и далее до гор, словом – почти за весь апрель, мы собрали в свой гербарий только шесть цветущих видов растений, а именно: туграк, два вида тамариска, облепиху, одуванчик (Taraxacum corniculatum) и пузырчатку (Utricularia vulgaris); последняя добыта была со дна небольшого заливного от Черчен-дарьи озерка.
Немногим лучше стояло дело и по части зоологических изысканий. Крупных зверей, кроме хара-сульт, весьма здесь мало, да притом линявшие теперь их шкуры не годились для коллекции; среди же птиц попадались все прежние виды и лишь изредка прокидывались пролетные; [902] пресмыкающихся и земноводных почти не встречалось; насекомых также было очень мало по числу видов. Одно только рыболовство в Черчен-дарье несколько пополнило наш скудный сбор. Между прочими мелкими рыбами пойман нами здесь в небольшом и неглубоком заливе экземпляр тазек-балык длиной в 4 фута [903] и весом в 33 фунта.
902
Всего в течение апреля наблюдалось в пролете и прилете 12 видов птиц, в следующем порядке их появления: 5-го числа Budytes cinereocapilla, 6-го – Hirundo rustica, 9-го – Aegithalus pendulinus (встречена лишь однажды стайка из 5 экземпляров), 11-го – Sterna hirundo, 13-го – Locustella sp. и Totanus ochropus, 15-го – Aegialites curonicus, 20-го – Eudromias crassirostris, 22-го – Tringa Temminskii, 23-го – Cuculus canorus, 27-го (уже в горах) – Anthus rosaceus, 28-го (там же) – Phyllopneuste sp.
903
47,4 дюйма.
На рыболовство мы отправлялись прямо с бивуака в одних рубашках и босыми, дабы легче ходить по вязкому и мягкому, как бархат, глинисто-песчаному грунту речного плеса. Тащить бредень против быстрой воды почти совсем нельзя было; поэтому мы пускали его вниз по течению, едва успевая следовать, иногда бегом, за своей сетью, которую затем поворачивали к отмелому берегу и вытаскивали. Ловить же в более тихих заводнях часто оказывалось невозможным по причине крайне топкого здесь грунта дна. Вместе с рыболовством происходило и купанье, правда, не особенно хорошее в мутной воде Черченской реки, [904] но весьма подходящее при сильных жарах, которые теперь стояли.
904
Ee температура в это время доходила до +17 °C.
Однако, несмотря на то что термометр в тени в 1 час пополудни показывал до +30,8 °C, в более ясные и тихие ночи на 10, 11 и 13 апреля, впрочем уже в последний раз, выпадали морозы от -2 до -2,9 °C. Жаркая погода наплодила гибель комаров и очень много скорпионов. От первых невозможно было уберечься, в особенности при безветрии; от скорпионов же мы плотно закупоривали на ночь свои палатки и обсыпали их снизу землей, чтобы не быть укушенными во время сна, чего ни разу не случилось.
Жителей в пройденной нами до сих пор части среднего течения Черченской реки нет вовсе. Повстречался нам только небольшой караван, направлявшийся в Чархалык. У людей этого каравана, как и ранее у своего проводника, нам пришлось видеть оригинальный способ курения, практикуемый туземцами во время пути. Курильщик берет кусок лёссовой глины и, смочив ее водой, лепит на поверхности почвы небольшой валик около фута длины и от 1 до 2 дюймов высоты. Внутри этого валика посредством тростничины делается горизонтальная трубочка, в одном ее конце на поверхности того же лёссового валика выдавливается небольшое углубление, примерно на щепотку табаку. К противоположному концу горизонтальной трубочки пробивается одинакового диаметра трубочка вертикальная; туда вставляют очинённую тростничинку, служащую чубуком. Высохнув, лёсс твердеет как камень, так что эта машинка довольно прочна. Перед курением напускают через тростничину воды в снаряд, чтобы вымыть его от пыли; притом, по уверению курильщиков, мокрые здесь стенки способствуют улучшению вкуса табачного дыма. Затем воду вновь вытягивают (а если лёсс имеет щели, то она и сама уходит), насыпают в наружное углубление табак и, лежа на земле, курят через тростничину. Подобные курилки служат несколько времени многим путникам на местах остановки караванов.