Путешествия любви
Шрифт:
Под настольной лампой на клетчатой скатерти лежали ножницы. Молодой человек встал, заложил руки за спину и склонился, разглядывая ножницы таинственно и серьезно.
А старушка вышла. И что-то шумное и пестрое блеснуло там, за дверью. Это был театр. Театр, который начинается с дверцы в стене.
Она шла по партеру. Зал был полон и гудел. На втором ряду было два пустых места. И старушка с замшевой сумочкой в руках села на одно из них.
Занавес колыхался. К женщине подбежал запыхавшийся гражданин с билетом
– Разрешите! Я не успею добежать до своего места. Рядом с вами никого нет.
– Здесь занято, – тихо сказала старушка.
Занавес поднялся…
– Кто м-о-ожет сравниться с Матильдой мое-е-ей? – запел сильный голос.
Женщина повернула голову в сторону пустого кресла:
– Ты прав, Генрих, – сказала она тихо. – Никто.
На сцене шло действие. Оно шло беззвучно.
– Скучно? – спросила старушка, глянув в сторону пустого кресла, и улыбнулась. – Ты прав, в сороковом году было лучше…
Беззвучно двигались, стояли, падали, прыгали, носили друг друга на руках, целовались актеры. Самое нелепое в театре – зрительный зал и зрители. Если бы все прыгали на сцене, никто бы не пил по ночам водку. И не грабил соседа в подворотне.
– Послушай, у нас нет моря? – спросила старушка, повернув голову в сторону пустого кресла.
Кресло как будто пожало плечами. Оно устало слушать и слегка зевало.
– Поищи! Не может быть, чтобы его не было. Обычное море, где плавают с такой оранжевой штукой… Да-да, ты прав, с аквалангом, – сказала она.
Зал разразился аплодисментами.
– Пойдем? – наклонила голову женщина.
И подушка второго кресла тоже поднялась, как будто там кто-то сидел.
Театр кончается шляпами и шубами. И гардеробщик, застыв, смотрел, как серая бедненькая шубка описала в воздухе пируэт и сама собой опустилась на плечи старушки, как будто невидимые руки подали ее нежно и бережно.
Дверь сама собой распахнулась – как от порыва ветра. Молодой человек расхаживал по комнате. Пол был усыпан обрезками бумаги. Ножницы, взятые без спроса, валялись на полу, в белом мусоре.
Белые джунгли, вырезанные из бумаги, заполняли комнату. Баобабы, лианы, пальмы, огромные орхидеи… Это были белые джунгли. Потому что была зима. И вдруг со свистом раздвинулись шторы, и хлопнуло окно. Морозный ветер ворвался с улицы и повалил белые джунгли… Обрезки бумаги закружились в воздухе! На пороге стояла старушка.
– Так я и знала! – сказала она. На полу лежали ножницы.
– Простите! – сказал молодой человек. – Мне было скучно.
– Боже мой! – сказала старушка и прижала руки к груди. – Это окно…
– Окно, – подтвердил молодой человек. – Но я не понимаю.
– Он ушел! Вы понимаете, он ушел! – вскрикнула старушка. Он же простудится! Куда он ушел?
Молодой человек молчал.
– Скорее! ЕГО надо догнать! – сказала она, и они помчались.
Они
– У меня нет моря, и поэтому я придумал джунгли, – извиняющимся голосом говорил молодой человек, слегка сиреневого цвета.
– Что вы понимаете! – сказала ему старушка. – У вас есть все. Просто вы не хотите поверить и выдумываете всякую чепуху. Простите.
Навстречу им ковылял по дорожке гусь. Тот самый.
– Прости меня, гусь! – сказал молодой человек и развел руками.
В клюве гуся была большая голубая морская раковина.
Гусь взмахнул крыльями, привстал на задние лапы и протянул раковину молодому человеку.
– Она пахнет морем! – сказал ошеломленно молодой человек и лизнул раковину. – Она соленая!
Старушка улыбалась и мелко дрожала под клетчатым платком. Синие тени лежали на снегу. Желтые окна подслеповато мигали и гасли. Это был очень старенький мир, в котором душа прячется, как огрызок сиреневого карандаша в желтом пенале.
– Эй, старик! – позвал молодой человек гуся. Но тот исчез за синими елками у красной стены, на которой лежал на боку ангел с мечом и улыбался во сне.
– Пойдемте, – сказала вдруг старушка. – Он уже не обижается.
Была темная ночь. И одно окно светилось ярко и весело. И тени от белых джунглей стояли на стекле. Но тут ходила на мягких лапах смерть.
Женщина была больна. Она тихо лежала в постели, и старые прекрасные ее руки бессильно лежали поверх одеяла. Рядом с ней на столике под лампой стояли бутылочки с микстурами.
Молодой человек сидел на полу рядом. У него был вид чернильной кляксы на крахмальной скатерти.
– Вы умеете играть на флейте? – спросила старушка.
– Нет, – ответил молодой человек равнодушно.
– Жаль, – ответила женщина грустно. – Мы бы могли играть втроем. Скрипка, фортепьяно и флейта. Это так красиво.
Часы пробили три часа. Снег стал постукивать в окно белыми костлявыми пальцами метели.
– Дайте мне карандаш и бумагу, – сказала женщина.
Она взяла карандаш, притихла, а потом стала медленно и тяжело писать… Но у нее не получалось.
– Где много глины, будды велики. На большой воде корабли высоки. Я не могу записывать за тобой, – сказала она.
– Вы мне? – поднял туманную голову молодой человек, глядя тоскливыми глазами.
Но она говорила не с ним.
– Что? – спросил молодой человек, не понимая. – Будды велики? Я видел только одного гуся. Ах, да, этот дом. Тут много будд.
Он стал смотреть по сторонам. Больше всего будду напоминали белые молочные бокалы, почти в рост человека.
– Вы ничего не слышите? – спросила она, обращаясь на этот раз к молодому человеку. Тот виновато поднял плечи.