Путешествия по розовым облакам

Рунов Владимир Викторович

Более того, учли пожелание покойного и могилу втиснули рядом с Маяковским. С ним Медведев-Кудрин многие годы дружил, иногда живописал подробности екатеринбургской

бойни. Может быть, те рассказы как раз и навеяли лучшему советскому поэту свести счеты с жизнью с применением им же воспетого Маузера. Подаренного, кстати, видным чекистом Яковом Сауловичем Аграновым. Придет время, и того тоже расстреляют, даже вместе с женой.

Годы были воистину сучьи, поэтому впоследствии предать их забвению хотелось многим. Придя к власти, Хрущев сталинское прошлое изрядно разворошил, но факты личного участия в репрессиях, тем не менее, попытался скрыть. По его указанию архивы перетрясли, да так, что пропало многое из того, чего опасался Никита Сергеевич. Прежде всего, личных резолюций на расстрельных списках. А их было так много, что до сих пор жуть берет…

В этих делах Хрущев был очень активен, хотя гнусности

те трактовал как большевистскую принципиальность. Время все равно кое-что сохранило. В частности, снимок в мемуарах его зятя Аджубея, на котором первый секретарь Московского горкома партии Хрущев рассказывает коллегам и близким друзьям нечто веселое – второму секретарю горкома Марголину и завотделом Крымскому.

Вскоре с подачи Никиты Сергеевича их объявят врагами народа и расстреляют, как Агранова, как сотни других на заброшенном полигоне «Коммунарка». Это совсем недалеко от Москвы…

– У него рыло не в пуху… В перьях! – услышать такое в шестидесятые годы было еще страшновато. Никита Сергеевич уже вовсю сиял цветами радуги, с репутацией освободителя страны от сталинского гнета. Подобные высказывания мы слышали, пожалуй, только от Блудника, с которым спорили до пузырей у рта, особенно Корсун, снимавший Хрущева во время его визита к Майстренко.

Конец ознакомительного фрагмента.