Путешествия по ту сторону
Шрифт:
У Найи Найи много тайников. Вдоволь нагостившись у кустов ежевики и белых утесов, она отправляется гулять по тропинкам вдоль моря. В этих местах множество лестниц. Вверх — вниз, вверх — вниз идет Найя Найя. Когда она гуляет по лестницам над морем, становится чуть побольше — ростом примерно с кошку.
Это самый подходящий рост, чтобы прыгать по лестницам. Если ты больше — такое занятие быстро наскучит, если меньше — устанешь. Найя Найя скачет со ступеньки на ступеньку. Есть лестницы, взбегающие высоко над морем между оградами пустующих вилл. Поднимешься, а потом спускаешься по другой лестнице прямо к маленькой бухточке. По обе стороны тянутся заросли ежевики, кактусы, алоэ. Белые бетонные ступеньки залиты солнечным светом. Земля — там, где она проглядывает сквозь заросли, — красная, сухая и растрескавшаяся, словно очень старая кожа.
Когда ты ростом с кошку, растения кажутся огромными, стены — высоченными,
Так ты обходишь весь мыс. Время от времени останавливаешься перевести дыхание. Ложишься на валун и смотришь на свинцовую гладь моря. Далеко внизу скользят парусники, оставляя за собой пенный след.
Что еще хорошо, когда ты ростом с кошку, — чувствуешь удивительную легкость. С камня на камень, со скалы на скалу — вслед за своим взглядом и так же быстро. Взгляд не отрывается от тропинки, то и дело ищет проход в нагромождении валунов. Вокруг — никого. Ты далеко-далеко от всех. А если кто-то и придет — с таким ростом нетрудно спрятаться. Юркнешь в расщелину или в заросли колючего кустарника. Но вообще-то люди никогда не заходят в такую [80] даль. Они где-то там, в начале пути, удят рыбу или лежат на солнцепеке, почитывая детективные романы.
Найя Найя бежит вдоль берега. Вот еще одна лестница, с очень крутыми ступеньками. Ступенек больше сотни. Можно забраться на самую вершину утеса, туда, где живут птицы.
Там стоит замок Найи Найи. По склону, заросшему дроком, во все стороны разбегаются тропинки. Надо идти по той, что ведет наверх. Если выберешь ту, что сбегает вниз, — вернешься назад, к закрытой со всех сторон бухточке, куда иногда забредают нудисты. Ничего интересного. А если пойдешь вверх не по той тропинке, вскоре попадешь на развилку, от которой убегают вправо множество новых тропок. Надо хорошо знать дорогу, иначе заблудишься. Беги направо по шестой тропке, петляющей среди зарослей дрока и ежевики. Но если тебе не удалось стать ростом с кошку — даже и не пытайся пройти: колючки изорвут твою одежду, вцепятся в волосы. Только Найя Найя спокойно проходит здесь. Бежит вприпрыжку под сводами колючих ветвей, раздвигает их перед собой. Вскоре и тропинка теряется в зарослях. Тут любой повернул бы назад- Но Найя Найя продолжает идти, немного медленнее, она ищет дорогу, принюхивается, стараясь уловить знакомые запахи. Перепрыгивает через ржавую трубу, змеящуюся по земле, соскальзывает в овражек. Она уже поднялась метров на сто над морем. Земля здесь выжженная солнцем, сухая, растрескавшаяся, покрытая колючими ветками. Растут несколько одиноких сосенок. Даже забравшись на валун, ничего не увидишь. И вдруг перед тобой открывается совершенно круглая бетонная площадка с башенкой посередине. Это заброшенный дот, всеми забытый, окруженный колючей стеной ежевичных ветвей. Самый лучший тайник. Замок НН.
Если ты нормального роста или даже чуть поменьше, например с собаку, — тебе здесь делать нечего. Все равно не войдешь. Но Найя Найя знает лазейку в бетонной стене. Узкая черная щель — как раз кошке пролезть. Найя Найя проскальзывает в лазейку — и вот она уже в замке. Здесь темно, лишь немного света проникает через крошечные окошки в бетонной стене. Это даже не окошки, а бойницы, впалые глаза старой стены с морщинистыми веками. В замке прохладно, стены заросли мхом и лишайником. Кап-кап-кап — одна за другой падают где-то капли воды. Найя Найя забирается на камень и, усевшись перед бойницей, смотрит на море. Хорошо смотреть на море через крошечное квад- [81] ратное оконце. Видишь только синеву, вырезанный из моря кусочек синевы. И кусочек горизонта — тонкую прямую линию, перечеркнувшую оконце. И больше не на что смотреть: не видно ни облаков, ни солнца, ни деревьев, ни людей — ничего.
Найя Найя долго сидит так у окошка и смотрит на кусочек синевы. Она спряталась от всех и от всего, ни дождь ни ветер ей здесь не страшны. Такая тишина кругом, что можно было бы сложить поэму и записать ее прямо на бетонных стенах или сочинить длинную-длинную сказку. Но лучше просто слушать тишину, непроницаемую, как эти стены, глубоко врытые в землю, увитые побегами дрока и ежевики. Слышно только, как капли просачиваются сквозь бетонный потолок и одна за другой падают в лужицу на полу. Время от времени по морю проносится парусник; далеко, так далеко, что виден только крошечный белый треугольник, скользящий по квадратику синевы. Может быть, стоило бы прожить здесь всю жизнь и никогда не возвращаться в город, где столько людей ищут тебя? Смотреть час за часом, как синева моря тускнеет, темнеет. День клонится к вечеру, меркнет свет, тень медленно заволакивает синий квадратик. А когда придет ночь — как хорошо свернуться клубочком в углу, на ложе из сухих сосновых игл. Скоро совсем стемнеет, и ты уснешь. А проснувшись, снова увидишь кусочек моря. Но он не сразу станет синим — сперва будет серым, потом розовым, потом лиловым.
Как хорошо, когда знаешь такие укромные местечки!
[82]
Меж небом и землей на бескрайней равнинеСтою один перед прекраснейшей из картин,Но кто мне скажет, где ее конец?[83]
Случается порой, встречаешь людей, огромных, как корабли. Они медленно плывут, и земля под ними словно морская гладь; на тебя надвигаются их высоченные борта. Вокруг кораблей вьется туча крошечных птичек. Вздымаются ввысь стройные мачты, дымят все трубы. Нет, ты не уменьшился, это они огромны. В такие дни все становится неправдоподобно гигантским. Идут мужчины и женщины, скользя по асфальтовому морю, идут, безмолвные, совсем как пароходы, что входят в гавань или, наоборот, покидают порт. У них диковинные имена, имена, которые нельзя забыть. Ты стоишь далеко внизу, на земле, а на тебя медленно надвигается нос огромного корабля. И еще один, и еще. На них написано гигантскими буквами:
ЛАТВИЯ
КАП ФЕНО
НЕНАСЫТНЫЙ
ЭФТИГЕЯ АЛЕКСАНДРА К.
ОРСОВА
Это не имена, это мощные сирены подают голоса в тумане и разносятся до самых далеких гор, отдаваясь эхом в ущельях. Как красивы все эти корабли, снимающиеся с якоря! А ты стоишь в сторонке, такой маленький, что любой из них может в один миг зарубить тебя насмерть лопастью своего винта, стоишь и смотришь, как они отчаливают. Повер- [84] хность моря гладкая, без единой морщинки. Стоишь в сторонке на выступе утеса и смотришь, как плывут корабли. Они плывут издалека, с края света, каждый со своим грузом — один везет нефть, другой — уголь, третий — пробковую кору. На них стоят названия портов приписки: Одесса, Стамбул, Гавр, Панама. Корабли плывут из Греции, отплывают в Марокко. Они всегда в пути. Тучи птичек летят вслед за великанами, но этим крохам не подняться до их голов. Корабли плывут в молчании, огромные, как горы, скользят по сверкающей глади. Они задевают стены зданий, их мачты и трубы возвышаются над крышами. Корабли медленно проплывают по каналам-улицам, пересекают зеленые озерца-скверы, поднимаются вверх по течению бесконечных бульваров. А ты идешь по улицам вслед за ними, прижимаясь к стенам, чтобы тебя случайно не раздавили. И вдруг на каком-нибудь перекрестке снова видишь, как на тебя бесшумно надвигается огромный нос корабля. Эти люди такие большие, что разговаривать им нет нужды. Они встречаются и молча кивают друг другу, а головы их окутаны облаками. Слышно только, как стучат двигатели у них внутри, глухой стук эхом отдается от земли и словно окутывает тебя с ног до головы. Да, бывают дни, когда мужчины и женщины походят на огромные безмолвные машины, которые шагают прямо, никуда не сворачивая. Они надменно смотрят сверху вниз и ничего не говорят; город со всеми его площадями — всего лишь несколько их шагов. А ты бежишь от них, забиваешься в углы, ныряешь в гаражи, прячешься в подворотнях. Но эти великаны на самом деле не опасны. Они вовсе не хотят раздавить тебя. Просто идут себе не спеша, глядя поверх крыш. А маленьким людям в такие дни лучше сидеть по домам.
Улицы опустели, нигде не видно машин. Только люди- великаны шагают меж бетонных утесов. Думают ли они о чем-нибудь? Как знать! Ведь их головы так высоко...
Огромный белый пароход плывет, дымя всеми трубами, и слышно, как гулко стучит его сердце; этот глухой стук долго разносится по всей улице, пароход уже скрылся вдали, а земля еще вибрирует.
Хочется побежать за ним вдогонку, узнать, куда он направляется. Но это невозможно. Тебе не под силу бежать так быстро, к тому же, проходя, они поднимают сильнейший ветер, тебя сдувает и прижимает к стене.
Каждый раз, когда корабль надвигается на тебя, [85] приходится прятаться за стволы платана или нырять в ближайший двор.
Они никогда не переговариваются. Порой, встречаясь, приветствуют друг друга гудками, от которых ходуном ходят стены. И все.
Здорово, когда бродят по городу вот такие корабли. Век не надоест смотреть, как их огромные носы рассекают асфальт. Плывут себе гуськом, друг за другом. Куда плывут? Да никуда. Земля для них так мала. Всего через несколько часов они могут оказаться на другом конце света, где-нибудь в Каллао или в Мельбурне. Все города на Земле известны им; они ничего не боятся. Они плыли сквозь бури, штормы, ураганы, тайфуны. Их хлестал ветер, поливал дождь, колотил град. Они рассекали лед Саргассова моря. Им знакомы холодные течения Тихого океана и испепеляющая жара экватора. Они видели необитаемые острова и атоллы, не раз обходили опасные рифы. Им не страшны ни медузы, ни кровожадные китовые акулы.