Путешествия в Мустанг и Бутан
Шрифт:
Мы шли, окружённые запахом мокрой глины и таинственными тенями, сгущавшимися в сумерках. Я спросил Таши: «Ты боишься смерти?» К большому удивлению, он рассмеялся:
— Так или иначе, все ныне живущие через девяносто девять лет умрут.
И добавил:
— Выходит, всем им бояться?.. Никто не знает, почему он явился на свет и почему умрёт
Подобный философский подход не мешал Таши бояться превратностей судьбы, особенно после всего, что выпало на его долю. Мы условились, что он будет выдавать себя за непальского шерпу, из которых обычно набирают носильщиков для гималайских экспедиций. Комизм ситуации заключался в том, что прилегающий к Эвересту район — предполагаемую «родину» Таши — хорошо знал я, тогда как он не ступал туда ногой.
Наша маленькая группа никак не походила на хорошо оснащённые экспедиции, которые обычно отправляются покорять вершины или исследовать отдалённые районы Гималаев. Но нехватку снаряжения и людей, я надеялся, мне заменит знание тибетского языка. Если только достанет сил на нём разговаривать…
Пройдя несколько километров по сухому каменному ложу когда-то бурного потока, мы начали подъём. Это была бесконечная гигантская лестница, ступени которой были выдолблены в скале и отполированы босыми ногами бесчисленных носильщиков, паломников, воинов и купцов. Я хватал ртом воздух и со стороны, вероятно, выглядел весьма неважно, потому что Таши спросил, нет ли у меня «газовой болезни», начинающейся на большой высоте.
— Не глупи, — сказал я, тяжело дыша. — Просто устал немного.
— Попробуй пососать гальку, — посоветовал Таши (это было древнее лекарство шерпов амдо против высотной болезни).
Было уже совсем темно, когда мы ступили на узкую, вымощенную булыжником улицу. То было селение Нодара.
На следующее утро, ещё затемно, в густом тумане, под дождём мы продолжили свой путь наверх. Мы шли на запад всё выше и выше, пробиваясь к великому торговому пути в Тибет. Вокруг скользили неясные тени, пахло мокрой глиной и дымом. А вот и перевал. Я успеваю немного растереть гудящие икры, и мы начинаем спуск. Нашей целью было местечко под названием Хилле.
Дорога вниз заняла четыре часа. Тропа, извиваясь, всё глубже зарывалась в зелёный ад. Я с тоской смотрел на спины впереди идущих. Каждый шаг означал, что скоро нам придётся опять ползти вверх.
Наконец спуск прекратился. Воздух на дне ущелья был горячим, как в тропиках.
Перевалив через невысокий холм, мы очутились на месте. Хилле — не город и не деревня, просто стоянка, расположенная в котловине, от которой террасами поднимаются склоны. Вдоль дороги стоят три хижины, сооружённые из плетёных бамбуковых матов. Все три, как мы вскоре выяснили, были харчевнями, построенными здесь жителями Тукучи — тхакали. Этот город стоит на полпути между Покхарой и столицей Мустанга — Ло-Мантангом.
Внутри хижины на земляном полу лежали вокруг очага чистые циновки. Тут же сверкали надраенные латунные горшки и кружки. Пухленькая, приятного вида женщина приветствовала нас у порога. Она говорила по-тибетски, как почти все тхакали. У огня уже сидел один путник, перебрасываясь с хозяйкой шуточками. Мы устроились рядом и первым делом спросили, есть ли у неё ракша (рисовая водка) или чанг (тибетское пиво).
Выпив две большие кружки тёплой ракши, способ приготовления которой я по некоторым причинам твёрдо решил не уточнять, мы почувствовали себя гораздо лучше. Да и мой тибетский язык после ракши значительно улучшился.
Нам подали еду: рис и дхала — безвкусную отваренную чечевицу, приправленную, как обычно, перцем карри. Позавтракав, я вышел поговорить с караванщиками, которые чинили упряжь. Но люди попались молчаливые, и я вскоре вернулся в бамбуковое убежище.
Наутро мы выступили, держа курс по-прежнему на запад через перевал на высоте 3560 метров. Дорога шла через два раскачивающихся мостика, причём один вид их, скрипящих под ветром, внушал серьёзные опасения в благополучном исходе предприятия. Один носильщик, самый молодой, ступая на мостик, каждый раз закрывал глаза от страха, так что пришлось вести его под руки.
Начался подъём. Носильщики были безнадёжны; один из них сильно хромал, и сердце у меня в буквальном смысле разрывалось надвое: с одной стороны, я был полон искреннего сочувствия, с другой — понимал, что не поторапливаться нельзя.
Мы вошли в густой лес; ели были окутаны гирляндами мхов, словно украсились для встречи рождества или духа, летевшего с Валгаллы под вагнеровскую мелодию. Пожалуй, здесь следовало остановиться на ночлег. Мне не хотелось проявлять «твёрдость» британских полковников киплинговского толка, которых я ненавижу всем сердцем, и гнать людей дальше.
При свете фонарей поставили палатки и, несмотря на сеявший дождик, разожгли огонь. На занавесях мхов заплясали отблески. Не успел я задать себе сакраментальный вопрос «что делать?», как Таши показал мне кровавую ссадину на ноге. Немедленно я превратился в «сахиба доктора», и сделал ему по всем правилам перевязку. Появившийся Калай важно объявил, что на ужин будут пельмени.
— Откуда пельмени? Мы же…
— Я умею делать пельмени из муки. Меня научил один швейцарец.
Так под секущим дождём на высоте двух с половиной километров я постиг секрет изготовления пельменей, а Калай, раскатывая тесто на моём металлическом кофре, объяснял на смеси тибетского, непальского и английского, что дело это очень непростое. Будь я настоящим английским полковником, я бы пожаловал Калаю орден Британской империи «за твёрдость и настойчивость, проявленные на посту в трудных условиях», ибо пельмени вышли божественные…
Наутро лес потерял свою таинственность и сделался солнечным и весёлым На рыжих стволах цвели рододендроны, а опавшие лепестки устилали дорогу ласковым ковром. Мы выходили на перевал, который богобоязненные путешественники уставили молитвенными флагами и каменными пирамидами.
С перевала открывался вид на уже близкий белый массив Аннапурны. Гигантский ледяной монумент вознёсся на 8 тысяч метров. Я упал духом: как же мы пройдём этот немыслимый барьер?
От мрачных раздумий меня оторвали пронзительные вопли обезьян, разбойничавших на кукурузном поле. Дети и старики защищали урожай, стуча палками по кастрюлям, и грохот тысячеголосым эхо уносился к снегам Аннапурны.
Под этот аккомпанемент отставшие носильщики выбирались наверх. Взглянув на Аннапурну, они заявили, что дальше не пойдут… Несмотря на все навыки, приобретённые й Гарвардской школе бизнеса, мне не удалось уговорить их. Трое категорически потребовали расчёта Трое остались, но сказали, что дополнительный груз они не потащат.
Да, сакраментальный вопрос «что делать?» возник вовремя. Оставалось сидеть и любоваться на свой багаж.
Так мы и сидели, пока на тропе не показалась шумная группа непальцев. Калай немедленно приступил к делу и, используя свой неотразимый дар красноречия, убедил одну девушку, её брата и жениха присоединиться к нам. Всё равно ведь по дороге, так не лучше ли заработать хорошие деньги — таков был ход Калая, и он возымел действие.