Путешествия вокруг света
Шрифт:
Широта о. Олота 8°46′4″с., долгота по хронометрам 171°9′42″ в.
Вся группа Кавен состоит из 64 островов.
23-го мы оставили о. Олот при ясной погоде и крепком ветре от ONO и направились к тому проходу, которым проникли внутрь этой группы. К западу от Айрика находится, по рассказам островитян, широкое отверстие между рифами, которое я обозначил на карте так, как мне указали его с корабля. В 9 часов мы прошли через проход подле о. Кавен, а отсюда взяли курс к юго-востоку в недалеком расстоянии от подветренной части этой группы островов, которую я назвал Аракчеевою, в честь знаменитого генерала [86]. Из-за крепкого ветра мы зарифили марсели. По полуденному наблюдению мы нашли широту 8°35′40″ с. Долгота по хронометрам 170°56′20″в. В это время с салинга увидели на SO большой остров, именуемый дикарями Пиген, образующий NW оконечность группы Аур. В 2 часа этот остров лежал на
О от нас; мы находились под ветром в спокойной воде и шли вдоль рифа на небольшом расстоянии, чтобы открыть какой-либо проход. Пройдя 1 милю, мы нашли один, шириной около 50 саженей, но с такими излучинами, что было трудно пройти им; тем не менее желание исследовать его превозмогло всякое опасение: ветер несколько поутих, погода была благоприятная, мы поставили все паруса и пробрались счастливо. Частыми поворотами мы миновали несколько коралловых мелей, которых прежде не заметили; вскоре могли мы осмотреть всю группу, которая показалась самой меньшей в этой стране. Мы приблизились к острову, который образует SO оконечность группы и называется Аур; около него стали на якоре в 5 часов пополудни. В середине группы мы часто бросали лот и находили глубину от 23 до 25 саженей, грунт — живой коралл; на нашем якорном месте была глубина 18 саженей, хотя мы стояли не далее 50 саженей от берега.
Едва мы бросили якорь, как четыре большие лодки отвалили от Аура и приблизились к нам на 50 саженей; остановясь, дикари с величайшим вниманием рассматривали корабль. Мы заговорили с ними на их языке, тотчас их страх исчез, а некоторые отважились взойти на шканцы, где их удивление равнялось с обнаруженным другими дикарями. Упоминание наших знакомых на Отдии и Кавене увеличило их доверие; после этого отважились взойти на корабль два начальника, которые были сильно татуированы и казались весьма знатными вельможами. Мы заметили, что жители Кавена смелее здешних.
Особенно обратили на себя наше внимание два дикаря, которые были иначе татуированны и, как заметил Шамиссо, говорили особенным языком; мы спросили, здешние ли они жители, они отвечали: «нет» и начали на своем языке предлинное повествование, которое мы, к сожалению, нимало не поняли. Один из этих чужестранцев, человек лет около 30, среднего роста и приятной физиономии, чрезвычайно мне понравился; одарив сперва «тамонов», я дал и ему несколько обломков железа, которые он принял, правда, с благодарностью, но не с такой радостью, как прочие. Он прилепился ко мне, а когда солнце закатилось и гости собрались нас оставить, то отвел меня в сторону и, к величайшему моему удивлению, изъявил желание остаться здесь и никогда меня не покидать.
Каду,
житель Каролинских островов
Портрет работы художника Л. Хориса
Я никак не мог верить, что он выдержит у нас более одного дня; удивляясь его внезапной привязанности, я оставил его у себя. Получив от меня это позволение, Каду обратился к ожидавшим его товарищам, объявил свое решение остаться на корабле и разделил между начальниками железо, которое я ему перед этим дал. Удивление, выраженное на всех лодках, превосходит всякое описание; тщетно дикари старались отвлечь его от принятого намерения, он был непоколебим; наконец, возвратился его друг Эдок, долго с жаром говорил с ним, а когда увидел, что все убеждения остались безуспешными, то хотел увести его насильно, но Каду оттолкнул его от себя; после этого лодки отвалили. Не понимая причин его решения, я подумал, что он, может быть, хочет обокрасть нас ночью и тайно оставить корабль; поэтому я велел удвоить ночную вахту и постелить ему около меня на шканцах, где я ночевал, спасаясь от сильной жары. Каду счел большой честью, что его положили около «тамона» корабля; невзирая на все старания развеселить его, он был молчалив, ел все, что ему подносили, и спокойно лег спать.
Я сообщу здесь в совокупности все, что он в разное время рассказал о своей участи. Каду родился на острове Улле [Волеаи], принадлежащем к Каролинским островам, отдаленном отсюда по крайней мере на 1500 английских миль к W и известном на картах только по имени, по случаю отправления в 1733 г. патера Кантовы с Ладронских [Марианских] островов миссионером на острова Каролинские. Он оставил Улле с Эдоком и двумя другими дикарями на снабженной парусом лодке, намереваясь заняться рыбной ловлей у одного отдаленного острова; жестокий шторм занес этих несчастных в неизвестные места; они целые 8 месяцев блуждали по морю и, наконец, в самом жалком положении привалили к о. Аур. Самое замечательное в этом путешествии то, что оно совершено против NO пассата и поэтому должно обратить на себя особое внимание тех, которые полагают, что заселение островов Южного моря шло от W к О. Каду рассказывал, что они все время шли под парусами, как только позволял ветер, и лавировали против NO пассата, полагая, что находятся под ветром своего острова; поэтому понятно, что они этим способом прибыли к Ауру. Время они исчисляли по луне, связывая при каждом новолунии узел на назначенной для того веревке. Так как море изобилует рыбой, а у них имелись нужные для рыбной ловли снасти, то они менее страдали от голода, чем от жажды; хотя они не упускали ни одного случая собрать про запас дождевую воду, однако часто терпели недостаток в пресной воде. В таких случаях посылали Каду, как искусного водолаза, с кокосовой скорлупой, имевшей малое отверстие, на глубину моря, где вода менее солона; но если это средство и смягчало нужду в воде, то, вероятно, было причиной крайнего истощения людей.
Когда они увидели о. Аур, то вид берега уже не радовал их: до такой степени притупились их чувства. Давно уже не имели они паруса, лодка была предоставлена на произвол ветра и валов, и они спокойно ожидали смерти, когда жители Аура поспешили на нескольких лодках на помощи несчастным и перетащили умирающих на берег. В это время «тамона» на острове не было, имевшиеся у несчастных железные предметы искусили спасителей, которые собрались их умертвить, чтобы разделить между собой добычу, но в это время подоспел «тамон» о. Аура Тигедиен и спас им жизнь. Впоследствии Каду предложил своему избавителю все свое богатство, но этот последний великодушно отказался принять его и взял только какую-то малость, а своим подданным угрожал смертью, если они причинят какую-либо обиду этим бедным чужестранцам. Каду со своими товарищами поселился в жилище Тигедиена, который по-отечески заботился о нем и полюбил его за природный ум и доброту сердца. По его исчислению прошло уже 3–4 года со времени его прибытия сюда. Когда наш корабль прибыл сюда, то здешние жители поспешно призвали Каду, занимавшегося в лесу, ибо от него, как от человека, много путешествовавшего и умного, они ожидали получить объяснение этого чудесного явления. Он уже прежде рассказывал им о кораблях, которые хотя и бывали у Улле, но ему были известны только по слухам; он даже назвал двух людей — Луи и Мармола, пришедших с большого острова Британии. Будучи настроен в пользу белых людей, он уговаривал островитян отправиться на корабль, чему они сначала противились, поскольку верили, что белые люди едят черных.
Для нас осталось загадкой, откуда взялось такое мнение, так как, кроме древнего предания, что в незапамятные времена мимо группы Кавен прошел большой корабль, они не имели никакого понятия о европейских кораблях, за исключением того, что им сообщил Каду. Наконец, его обещание наменять для них железа побудило их отправиться на корабль, а он, как читателям уже известно, остался у нас. Осторожность, из-за которой мы присматривали за ним ночью, была напрасна; он спал спокойно и утром встал в добром и веселом расположении духа.
24-го. Уже вчера мы объявили островитянам, что по причине острого кораллового грунта, опасного для якорных канатов, намерены отправиться сегодня к острову Стабуал, лежащему в 8 милях от Аура и образующему NO оконечность группы. Мы нашли население на восточной части этой цепи островов значительней, чем на прочих группах; в пути мы не встретили никаких мелей и в 10 часов достигли о. Стабуал, вблизи которого бросили якоря на 8 саженях глубины, грунт — мелкий коралловый песок. Остров этот имел приятный вид и, судя по множеству жилищ и лодок, казался весьма населенным. Группа Кавен была видна с салинга. Пять лодок, следовавших за нами от Аура, остановились теперь у корабля; на них находились три «тамона»: Тиураур, Лебеулиет и Тигедиен, благодетель Каду. Этот последний, которому мы подарили желтую шинель и красный передник, гордо прохаживался в этом наряде и не входил ни в какие разговоры со своими товарищами, которые с удивлением смотрели на него со своих лодок. Тщетно кричали они: «Каду! Каду!» — он не удостаивал их и малейшим взором и гордо прогуливался по шканцам, умея всегда поворачиваться так, что его великолепный наряд бросался им в глаза. Когда я узнал, что на лодках находятся три «тамона», то поручил Каду пригласить их ко мне; поскольку дикарей было очень много, то я не мог им всем дать разрешение взойти на корабль. Такое поручение Каду посчитал особой честью и, обратившись с кратким приветствием сперва к Тигедиену, привел его на шканцы и представил мне как знатнейшего из всех «тамонов». Этот старик со снежно-белыми волосами на голове и бороде, высокого роста и крепкого сложения, но согнувшийся от старости, имел доброе и почтенное лицо. Он подарил мне несколько свертков «могана»; в продолжение нашей беседы Каду пригласил на корабль двух других начальников, которые также были весьма стары. Одежда «тамонов» мало отличалась от одежды прочих дикарей; первые были только гораздо более татуированы и носили на шее украшения из рыбьих костей, заменяющие у них, как я позже узнал, ордена. Каду, желая придать себе некоторую важность, водил гостей по шканцам, объяснял все замечаемые ими чудесные вещи и держался так, что можно было подумать, будто он имеет ясное понятие о том, что старался растолковать; он особенно распространялся насчет мелочей и доводил дикарей до смеха.
Когда они увидели, что матрос понюхал табаку и спросил об этом Каду, который сам подобное еще никогда не видел, то он нимало не пришел в замешательство и взял табакерку в руки, начал смело рассказывать подлинную повесть, вероятно, довольно любопытную, ибо они слушали его с большим вниманием; но когда он, желая сделать им эту вещь еще понятнее, сам понюхал табаку, то кинул табакерку и стал ужасно чихать и кричать, испугавшиеся слушатели его разбежались; однако же при этом случае он нашелся вскоре и сумел искусно обратить происшествие в шутку. Толкование его о пушках показало, что они ему известны, ибо он сказал, что если островитяне отваживаются что-либо украсть, то пушками сбивают у них все кокосовые и хлебные деревья; он добавил, что когда у Луи и Мармола, во время пребывания их у Улле, было похищено что-то с корабля, то они не переставали сбивать деревья, пока украденное не было возвращено. Надо полагать, однако, что, за исключением этого небольшого раздора, помянутые два путешественника обошлись с жителями хорошо, ибо Каду с большим уважением относился к белым людям, почему и остался у нас столь охотно. «Тамоны» и теперь старались отклонить его от принятого намерения, но он покачал головой, обнял меня и сказал: «Я остаюсь у тебя, куда бы ты ни пошел!»