Путешествия вокруг света
Шрифт:
В гавани нашли мы все в движении: 8 кораблей стояли на якоре; 6 из них имели северо-американский флаг, один Камеамеа; восьмой же, принадлежавший Российско-американской компании, стоял на мели. Когда я приблизился к этому небольшому флоту, то с американских кораблей меня приветствовали пушечными выстрелами, отдавая почести, как начальнику русского военного судна. На месте привала меня с большой учтивостью встретили капитаны этих кораблей и повели в жилище Кареймоку, который чрезвычайно обрадовался, увидевшись опять со мной. Уже издали он кричал: «Арога!» [132] . В крепости были сделаны три выстрела, и при каждом он пожимал мне руку, повторяя: «Арога». Он велел Юнгу сказать мне, что через посланного уже получил повеление Камеамеа, но и без того, из любви к «Рюрику», сам имел бы попечение обо всем. Я просил о лодках для буксирования корабля в гавань, но капитаны американских кораблей просили меня взять для этого их шлюпки и обещали прислать их завтра утром.
132
То есть «алоха» – гавайское приветствие.
2-го. По здешнему обыкновению на рассвете был сделан выстрел из пушки; затем явились шлюпки, которые буксировали нас на то самое место, на котором мы стояли в прошлом году. Едва мы прибыли, как к нам на корабль явился Кареймоку в сопровождении Юнга, а за ним следовала большая лодка, нагруженная зеленью, плодами и одной свиньей. Кареймоку было весьма лестно, когда мы приветствовали его тремя пушечными выстрелами; крепость салютовала семью выстрелами, мы отвечали таким же числом выстрелов. Кареймоку с большим удовольствием сообщил мне, что король и жители о. Отувай прогнали доктора Шеффера, и он незадолго перед этим прибыл сюда со всей своей командой из ста человек алеутов и нескольких русских на корабле «Кадиак», стоящем теперь на мели. Корабль находился в таком состоянии, что команда во время плавания от Отувая к Вагу беспрестанно выливала воду, чтобы спасти его от потопления, а по прибытии в гавань поставила на мель. Кареймоку сказывал мне, что он благосклонно принял несчастных алеутов и русских, не желая воздать злом за зло; даже самому Шефферу он не препятствовал сесть на корабль Американских Штатов, отправившийся в Кантон за несколько дней до нашего прибытия.
Едва окончил Кареймоку свое повествование, как Тараканов, правитель Российско-американской компании, прибыл на корабль с несколькими компанейскими чиновниками. Тараканов, который состоял в полной зависимости от Шеффера, выразил свое неудовольствие насчет поступков в Отувае, из-за которых они подвергались величайшей опасности, и признавал за настоящее чудо, что во время их побега с Отувая убито только три алеута, поскольку Тамари, считая их всех злейшими своими врагами, легко мог многих из них лишить жизни. Он упомянул также об опасном плавании сюда; теперь же находился он с командой в самом жалостном положении, поскольку им не хотели давать продовольствия без уплаты, чему нельзя удивляться.
К счастью, я взял с собой из Уналашки такое количество трески, что мог снабдить этих несчастных людей провизией на целый месяц. Тараканов, который показался мне человеком весьма благоразумным, заключил с Гебетом, хозяином двух находившихся здесь кораблей, контракт, которым этот последний обязался кормить и одевать алеутов в продолжение целого года с тем условием, что он свезет их в Калифорнию и они будут производить ловлю бобров на тамошних островах; по истечении года Гебет доставит их обратно в Ситку и отдаст Компании половину приобретенных бобров. Контракт был выгоден для Компании, которая часто отдает на таких условиях алеутов внаймы.
6 октября. Сегодня сюда прибыл американский бриг «Бостон», который, обогнув мыс Горн и зайдя в Ситку, намеревался продолжать плавание в Кантон; капитан этого корабля уступил за хорошую плату некоторое количество сухарей, в которых мы терпели недостаток. Каду приобрел многих друзей в этой стране, где он встретил немалое число удивлявших его предметов; между прочим, однажды он крайне испугался человека, едущего верхом, приняв его за ужасное чудовище. Сандвичане с удовольствием растолковывали ему многое, и так как он особенно принимал участие в обработке земли, то я надеялся через него преподать жителям Радака наставления по обращению с растениями, которые я вознамерился туда везти.
8-го. Капитан одной американской шхуны заключил с Кареймоку торг на груз сандалового дерева, в замену которого он уступил корабль, обитый медью; из этого видно, по какой дорогой цене американцы продают сандаловое дерево в Китае. Стоявшие здесь на якоре корабли платили за это дерево товарами или пиастрами, дерево же отпускается им весом в присутствии Кареймоку.
Вечером, когда воздух становился свежее, я ежедневно предпринимал прогулку, что здесь можно делать без всякого опасения, так как хотя пьяные люди встречаются часто, однако они в этом состоянии преимущественно веселы и нежны. Они пьянеют от корня ава, приготовляемого здесь точно так, как и на прочих островах Южного моря, с той только разницей, что тут старые женщины разжевывают только корень, а молодые обмачивают его слюной, дабы разжижить кисель. Знатные люди чаще напиваются ромом, который они выменивают у американцев. С того времени, как европейцы ввели здесь употребление водки и табака и привезли с собой разные злые болезни, народонаселение чувствительно уменьшилось; ныне многие поля остаются без возделывания, поскольку жители должны рубить сандаловое дерево.
На пути к плантациям встретились мне два мальчика, которые несли большие связки бананов и через каждые сто шагов останавливались, громким криком обращая на себя внимание окружающих. Мужчины тотчас бросались на землю, прикрывали лицо обеими руками и вставали только, когда мальчики проходили далее; от женщин требовалось еще больше: при виде тех мальчиков они тотчас раздевались. Мне сказали, что с нынешнего вечера начинается важный табу, и бананы доставляются в мурай для принесения в жертву богам, поэтому-то и надо показывать перед этими священными плодами такое унижение.
Вскоре после этого шел я мимо дома знакомого вельможи, который, сидя со многими другими перед дверями, ожидал солнечного заката, чтобы отправиться в мурай; он учтиво мне поклонился, но предостерег, чтобы я к нему не прикасался, поскольку я сделаюсь тогда табу и должен буду идти в мурай. Жены не смеют в это опасное время показываться на глаза своим мужьям; если какая-либо из них возымеет дерзость прикоснуться к нему, то она неминуемо лишается жизни. Я видел плававшее в гавани тело женщины, в которое и взрослые и малолетние кидали камни; мне сказали, что эта женщина нарушила табу.
11 октября. Когда я сегодня услышал глухой звук барабана, то захотел пойти в мурай, но, полагая, что вход в него запрещен, остановился в некотором отдалении. Нынешний день не был табу, и я думал, что находившиеся там люди были жрецы. Из мурая заметили внимание, с которым я на них смотрел; вскоре оттуда явились двое сандвичан, которые приветствовали меня словами: «Арога, гери нуе» (здравствуй, великий начальник) и предложили войти в мурай. Я удивился этому позволению и, признаюсь, начал опасаться, что жрецы вздумали принести меня в жертву своим богам; не имея при себе никого из спутников, которые даже но узнали бы, куда я девался, я решил быть очень осторожным и позволил ввести себя через священные ворота.
Мурай этот, как я уже говорил, построен наскоро после разорения старого, потому я не мог составить здесь точное понятие о таком святилище; я нашел тут место 50 саженей в квадрате, огороженное бамбуковым тростником; в середине площадки построено было в виде полукруга шесть небольших домиков, один подле другого; каждое из этих капищ было окружено низким плетнем, над которым торчали колоссальные головы идолов.
Их шеи были обвешаны свининой, некоторые идолы имели на себе кости сгнившей свиньи. Хотя запах был весьма противен, а вид идолов смешон, однако я не обнаруживал своих чувств, чтобы не оскорбить сандвичан; удивление мое возросло, когда жрецы сами обратили мое внимание на эти карикатуры, прикасались к их носам и глазам, пытались подражать искривленным их рожам и от всего сердца смеялись над своей остротой. Около одной хижины стояли две хорошо отделанные статуи, в которых, несмотря на грубую резьбу, можно было различить мужчину и женщину; между ними был воткнут в землю шест, обвешанный бананами. Женщина, обращаясь лицом к мужчине, хваталась левой рукой за плоды, а он протягивал за ними правую руку; каждому зрителю должны были при этом прийти на мысль Адам и Ева, и я сожалел, что не имел при себе никого, кто бы, зная язык, мог растолковать мне эту аллегорию.