Путешествия за камнем
Шрифт:
Еще едва светало, едва хватало красных утренних лучей света для суетившегося кинооператора, как мы водрузились на наши машины и двинулись в путь по направлению к серному заводу. Еще накануне по этому же пути вышел караван верблюдов с гидрологами, радиостанцией и радистами. Мы рассчитывали встретиться с ними в пути далеко в песках. Но оказалось, что наши машины берут начало пути великолепно, и, едва проехав около часа, мы догнали лагерь Б. А. Федоровича, медленно попивавшего кок-чай у заброшенного колодца.
Машины идут легко, спокойно, уверенно и мягко. Дорога, исхоженная караванами с серой, — широкая и хорошая. Изредка смущают нас отдельные кочки, и на скором ходу наши водители машин с трудом лавируют между
Мелкобугристые пески со слабой растительностью сменяются огромными такырными площадками, иногда усыпанными довольно неприятными буграми. В этом случае мы идем медленно, 10–15 километров в час, переваливаясь с боку на бок. Зато на ровном плато мы развиваем огромную скорость — до 40 километров в час. В испуге озираются на нас верблюды, бегут в сторону ишаки, а туркмены в изумлении останавливаются, с недоверием посматривая на «шайтан-арбу» — «чертову повозку».
Мы идем спокойно и уверенно. Д. И. Щербаков детально изучил этот район, а Полянцев здесь тащил в адскую жару целых полтора месяца тяжелый котел и автоклавы для серного завода. Каждый холм, колодец, такыр — все известно им в точности. Новые карты колодцев дают нам возможность идти верным путем, а счетчик километров на машинах позволяет точно устанавливать расстояние, до сих пор измеренное лишь мезилями[61] верблюжьих караванов. Между такырами, около колодцев Юсуф, встретились довольно серьезные гряды песков с крутыми склонами и сыпучими песками. Мы еще плохо умели с ними бороться, и нас страшила каждая новая гряда.
Мы останавливаем машины, вылезаем, осматриваем подъем, вынимаем веревочные лестницы с деревянными перекладинами, тщательно вымеряем расстояние между ними, потом медленно и спокойно въезжаем по ним, правда, не всегда сразу достигая вершины и нередко возвращая машину вниз для разбега. До получаса возимся мы на каждом таком подъеме и не без страха думаем о пути за колодцем Иербентом, где будут сотни таких подъемов. Мы не догадываемся, что со всяким препятствием нужно научиться бороться, что скоро лестницы заменятся быстро набросанными ветками саксаула, что вместо тихого и медленного подъема гряды будут браться с полного хода, с разбега, что самые последние критические моменты взлета на гребень даже будут браться дополнительным изменением скорости песчанки[62] и дружным натиском всей нашей группы, как бы принимающей на руки летящую снизу на бугор машину.
Тяжелее становится с «фордом». Быстрый на ровном месте, он столь же быстро теряет силу в песке. Мы поднимаем его почти на руках. В очень трудных местах разматываем стальной трос одной из машин и на лебедке, специально приспособленной для этой цели, вытягиваем нашего спутника на вершину песчаного бугра.
Вот колодец Юсуф (72-й километр), где у нас заранее был устроен склад бензина. За ним снова бесконечные такыры, вытянутые почти по меридиану, и снова отдельные песчаные перемычки между ними. Мы легко проезжаем еще 25–30 километров.
Уже темнеет. Показывается колодец Бахурдок. Мы зажигаем фары наших машин. Они длинными полосами света прорезывают темноту, ныряя и колеблясь вместе с машиной, бросая на десятки метров вокруг электрические лучи в пустыне.
Спуск
Широкая дорога среди зарослей леса белого саксаула и песчаной акации — сезена — освещается лучами прожекторов. Мы мчимся со скоростью 40 километров, как в зачарованном лесу, среди распускающейся весенней зелени. Отыскиваем место для ночлега между двумя песчаными грядами. Машины ставятся одна около другой — между ними защищенное от ветра место для сна в мягком чистом песке. Маленькая электрическая лампочка освещает нашу трапезу. Огромный котел супа, сваренного из купленного по дороге козленка, утоляет голод нашей новой семьи, спаянной теперь и общими переживаниями и общими надеждами.
Начинается второй день. Вчера мы проехали 100 километров — 3 дня караванного пути — и хотим в этот же день достичь Иербента, где, как мы слышали, нас ждет небывалый в песках комфорт. Но нашим надеждам не суждено сбыться.
Уже через несколько километров после ночевки наши машины вдруг останавливаются. Перед нами замечательная картина: внизу, у наших ног, расстилается — как белоснежное озеро — шор. Желтоватые пески высотой до 5 метров окаймляют его ровную поверхность, а через его гладь в нескольких направлениях идут узенькие вытоптанные тропы верблюдов. Крутой спуск и дальнейший подъем нам нипочем, но «форд» останавливается в нерешительности: спуститься ему в шор нетрудно, но кто и как его будет тащить наверх? Мы решаем с ним проститься, убедившись, что первые 100 километров вполне доступны даже для не специальных машин, и… мчимся дальше.
Идем хорошо, настроение прекрасное, моторы гудят, счетчик быстро отсчитывает десятки километров. Но Щербаков и Полянцев советуют нам не радоваться, — впереди нас ждет такыр Яннык с колодцами, а перед ними труднопроходимая гряда сыпучих, подвижных песков. Мы уже знаем по опыту первых экспедиций, что большие такыры с колодцами всегда окружены подвижными песками — окланами — и что еще издали всегда можно подметить, где расположен такой такыр.
Не успели мы выслушать эти опасения, как действительно заросли саксаула стали редеть. Появились кустики селина. Пески сделались сыпучими и вскоре преградили нам дорогу сплошными валами. К тому же поднялся сильный ветер. Все вершины и гребни задымились. Сильные порывы ветра поднимали тучи песка. Не было и следа какой-либо тропы.
В недоумении остановились мы перед возникшим новым препятствием. Необходимо было не только взбираться на песчаные гряды, но и проходить по узким гребешкам, рискуя свалиться в глубокие ямы выдувания. Принялись за работу, стали лопатами готовить проход, срывать кочки, насыпать мосты. Больше двух часов провозились мы перед Янныком, но наши машины прошли и через это испытание, с гордостью доказав, что сыпучие пески для них не препятствие.
Чистые пески машины берут великолепно, иногда развивая на них скорость в 20–30 километров. Двенадцать колес едва врезываются в сыпучий песок: тяжесть автомобиля и груза распределяется между двенадцатью колесами, из которых каждое, таким образом, выдерживает давление не больше 7–8 пудов, то есть погружается в песок не больше, чем нога человека или ступня груженого верблюда.
Успех прохода песков-окланов нас окрылил. Но вскоре начались настоящие трудности. Пески приняли бугристый характер. Небольшие впадины с крутыми склонами разделяли отдельные бугры и гряды. Автомобилям приходилось следовать по извилинам склонов или проскакивать по откосу, всё время выбирая путь между густыми зарослями саксаула. Здесь, в этой обстановке, на 146-м километре произошла первая серьезная авария со второй машиной: сломалась шестеренка одной ведущей пары колес, а замена ее имевшейся запасной частью требовала не менее десяти-двенадцати часов работы наших шоферов-механиков.