Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы
Шрифт:
Даже величайшие враги Катерины признают, что она была виновата только в одном: эта женщина не смогла родить здорового сына.
Пришел черед Анны Буллен сделать то же самое. Пятый акт начинается словами сэра Томаса Ловелла, которые обращены к Стивену Гардинеру, епископу Уинчестерскому:
Королева,
Как говорят, лежит в тяжелых родах.
За жизнь ее боятся.
Анна Буллен не заставила долго ждать появления потомства. Она забеременела
Поэтому в начале сентября 1533 г., через семь месяцев после официального бракосочетания (но за два с лишним года до смерти Катерины, описанной в предыдущей сцене), у Анны начались роды.
Услышав новость, Гардинер желает ребенку счастья, но не пытается скрыть своего враждебного отношения к королеве и двум ее сторонникам, Кранмеру и Кромвелю.
Естественно, король Генрих очень волнуется, ожидая появления долгожданного наследника. Он появляется на сцене и рассеянно разговаривает с присутствующими, включая Кранмера; он проявляет внимание лишь при появлении старой леди (видимо, присутствовавшей при родах королевы). Король восклицает:
По взгляду твоему я догадался…
Ужели королева разрешилась?
Скажи, что да! И мальчиком, конечно?
Однако управлять судьбой Генрих не мог. 7 сентября 1533 г. у него родилась дочь, и король ужасно расстроился. Конечно, он не мог предположить, что четверть века спустя эта девочка унаследует трон и станет величайшим монархом в истории Англии. Генрих понимал только одно: опять девчонка!
Старая леди, прекрасно знавшая, что эта новость никого не обрадует, постаралась позолотить пилюлю. Она подтверждает слова короля, но потом объясняет:
Хоть это и девчонка, но она
Мальчишек вам в дальнейшем обещает.
Увы, ее пророчество не сбылось. Девочке, родившейся в тот день, не было суждено иметь ни сыновей, ни дочерей. Она всю жизнь оставалась незамужней и, согласно легенде (впрочем, может быть, и правдивой), сохранила девственность. В истории Елизавета известна под именем Королева-Девственница (the Virgin Queen); это выражение было настолько популярно, что в ее честь один из американских штатов назвали Виргинией.
Поэтому Елизавета не оправдала честолюбивых надежд отца на продолжение рода и стала последней из династии Тюдоров, основанной Генрихом VII. Эта династия находилась у власти всего 118 лет и насчитывала лишь три поколения. Тем не менее Яков I, который стал преемником Елизаветы I, был правнуком (по матери) сестры Генриха VIII и, следовательно, праправнуком Генриха VII. Все английские монархи, начиная с Генриха VIII, были потомками Генриха VII, но (не считая Елизаветы) не потомками Генриха VIII.
Две следующие сцены описывают попытку Гардинера уничтожить Кранмера. Гардинер обвиняет архиепископа Кентерберийского в ереси и пытается добиться, чтобы это подтвердил Государственный
Гардинер указывает на опасность ереси и описывает ее последствия:
Начнется смута, бунт…
Над государством
Нависнет беспрестанная угроза.
Недавно нам немецкие соседи
Напомнили об этом очень ясно.
Об этом память все еще свежа.
268
В оригинале: «…соседи из верхней Германии…» — Е. К.
Гардинер имеет в виду крестьянскую войну в Германии 1524–1525 гг. Лютер повел яростную атаку на церковь и преуспел в этом. Беднейшие крестьяне Верхнего Рейна восприняли его пропаганду как призыв к свержению власти, которая причиняла им неслыханные мучения и довела их до положения рабов и животных, и подняли восстание.
Когда восстают угнетенные и необразованные массы, не имеющие опытных вождей, это обычно приводит к анархии и бессмысленному разрушению, от которого страдает множество невинных и беспомощных людей. Поскольку крестьяне стремились отомстить своим аристократическим хозяевам (которые были наиболее грамотной частью общества), их действия описывались как неслыханные зверства. Когда крестьянское восстание наконец подавили (по-другому в истории не бывает) и начали безжалостно наказывать восставших из расчета десять за одного, это мало кого возмущало, ибо никого не волнует судьба бессловесных роботов, находящихся в самом низу экономической пирамиды.
Как бы там ни было, но крестьянская война привела Лютера в ужас. Он полностью зависел от поддержки германских князей, которые считали, что разрыв с Римом усилит их политическую власть и (как в случае с Генрихом) позволит присвоить богатства и земли церкви. Но те же самые князья быстро смекнули, что, когда начинается революция, остановить ее трудно. Грабить церкви легко и приятно, но кому понравится, если после этого тебя станут грабить собственные крестьяне?
Естественно, церковь пришла к выводу, что революция — болезнь заразная (именно эту точку зрения сейчас выражает Гардинер), и Лютер, не желавший, чтобы его учение погибло из-за измены напуганных князей, решил пересмотреть свои доктрины в угоду правящей верхушке. Он обрушил на крестьян невероятные проклятия и призывал подавлять их восстания, прибегая к самым крайним мерам. Это позволило Лютеру сохранить доверие протестантских князей, но зато доверие крестьян он утратил. Области, в которых бушевало крестьянское восстание, остаются католическими и по сей день.
Несмотря на оппортунизм Лютера, крестьянская война осталась ужасным примером для тех, кто считал себя сторонником ереси. Если в европейской стране не было сильной королевской власти (как в Англии или Скандинавских странах), тамошняя аристократия предпочитала не бунтовать, помня о восстании против власть имущих. На первых порах казалось, что лютеранство без труда завоюет всю Западную Европу, однако вскоре выяснилось, что оно имеет свои пределы и ограничивается главным образом немецкоговорящими странами.