Путеводная звезда. Том 2
Шрифт:
– Если будешь с приборчиком вокруг шныряться и искать черную кошку, которой нет, то оставайся. Нет, нет, - пожал я плечами.
Мой намек он, кстати, похоже не понял. Видимо, первый раз в жизни услышал слово «шныряться», тем более применительно к себе. Но я бы, будь на его месте, в любом случае на это «нет, нет» внимание обратил.
А вот он нет.
Когда долго находишься на вершине мира, некоторые вещи замыливаются, а это может быть опасно. Но вот за кого-кого, а за этого господина мне точно волноваться не причин. Не маленький, пусть сам о себе заботится.
– Есть в этом мире порода карликов, -
– Seriously?
– даже не сдержался я, утрачивая бесстрастное выражение лица. Сделав шаг вперед, я подошел к опричнику ближе.
– Ты забыл одно стержневое высказывание, на котором держится весь хрупкий механизм… нашего молодого homo deus властвия. Мы, - коснулся я указательным пальцем своей груди под горлом, а после этим же пальцем показал на опричника: - Равные тебе, клянемся признавать тебя, равного нам, своим королем и правителем, при условии, что ты будешь соблюдать все наши свободы и законы; но если нет, нет.
Творимый тобой беспредел под принятую цивилизованным обществом парадигму бытия не подходит. Объясни, где я не прав, и в каком моменте Стихийный пакт превратился для тебя в ничего не значащую бумажку?
Опричник глубоко вздохнул, а чуть погодя выдохнул. Внешне он был абсолютно спокоен, и смотрел на меня с тенью усмешки. Да и внутренне, кстати, никакого лишнего напряжения от него я не чувствовал.
– Я услышал и увидел все, что хотел. Ты хорошо умеешь прятаться за законом, но подобные персонажи очень быстро исчезают на свалке истории. Но я все же надеюсь, что ты выплывешь, и через два года мои секунданты смогут найти…
– Да хоть завтра, - прервал я опричника.
– А теперь будь добр, давай до свидания. Если, конечно, не готов остаться, скрупулезно замеряя уровень концентрации запрещенной магии, которой здесь нет и не было.
Цесаревич Алексей, сохраняя достоинство, кивнул мне вместо прощания и четко развернувшись, направился к одной из машин со свастикой на борту. Вместе с ним двинулся прочь практически весь прибывший отряд, а рядом с развалинами остался только Феликс Изотов, епископ граф Бергер и несколько человек их личной охраны.
Они все стояли рядом и пристально наблюдали за мной. И за Анастасией, потому что в это момент она шагнула вперед, приближаясь ко мне почти вплотную.
– Дипломат из тебя, прямо скажем, не очень, - едва подрагивающим от волнения голосом произнесла юная княгиня.
– У меня только личных причин больше двухсот, чтобы в данной ситуации послать дипломатию в задницу, - со всей возможной в данной ситуации тактичностью произнес я.
– Больше двухсот?
– не поняла Анастасия.
– И что же это за причины?
– голос ее с каждым словом леденел, теряя эмоции и становясь похожим на голос снежной королевы.
– К своему прискорбию, у большинства этих причин не то что не помню, а даже не знаю имен, - не глядя на Анастасию, я смотрел в спину удаляющемуся цесаревичу. Перед глазами же у меня стояло заваленное трупами защитников
– Но они, эти причины, есть. Поверь мне на слово.
Анастасия вдруг крепче сжала мою руку и резко, даже повелительно дернула, заставляя обернуться к ней.
– Мне очень не хочется быть ко всему этому причастной, - сухо произнесла она, глядя мне в глаза.
– Я считаю происходящее одной большой ошибкой. Лично твоей ошибкой. И в ближайшее время предприниму все необходимые меры, чтобы меня не отождествляли с тобой.
Отпустив мою руку, юная княгиня повернулась к Садыкову.
– Марат, мне нужно в больницу.
Анастасия на меня больше не посмотрела. Но я также проводил ее долгим взглядом в спину, когда она уходила в сторону одного из конвертопланов ахтырцев, который Садыков очень быстро организовал доставку княгини в госпиталь.
То, что Анастасия только что сказала, не соответствовало действительности. Она сейчас, как и я совсем недавно, полностью сняла все ментальные барьеры. И по ее эмоциям я почувствовал, что она мои действия одобряет. При этом в ее словах не было ни страха, ни опаски - и показательное дистанцирование от моих действий несло определенно не причину того, что она опасается за род Юсуповых-Штейнберг. И не по причине того был этот спектакль, что она желала выгородить лично себя. Было бы так, я бы почувствовал - не зря же Анастасия открылась мне сейчас целиком и полностью.
Вот только разгадка истинных мотивов произведенной только что демонстрации мне пока недоступна, ее мысли прочитать не удалось. Но подумаю об этом позже. У меня сейчас и других дел достаточно - уже несколько секунд в дополненной реальности мигал вызов от Николаева.
– Мне доложили, что напряжение купировано, - коротко сказал он, едва установилась связь.
– Н-ну… в моменте если, да, - обтекаемо сформулировал я.
За короткой паузой Николаев явно спрятал просящееся на язык хлеское высказывание предвкушения новостей.
– Что случилось?
– вместо этого довольно нейтрально поинтересовался он.
– У меня в ближайшее время случайно нарисовалась дуэль с цесаревичем Алексеем.
– Пф. Я думал, будет хуже, - неожиданно не сильно-то и удивился Николаев.
– Мы уже вылетаем, встречаемся в Латакии. Прошу поторопись, у нас очень мало времени. И при этом постарайся больше не вызывать огонь на себя.
«Чего?!» - вообще не понял я ни смысла его слов, ни смысла огня на себя, ни вылета в Латакию, что вообще в Королевстве Сирия. Но спросить ничего не успел - не дожидаясь моего ответа, полковник отключился. А рядом со мной уже возник штабс-капитан Измайлов.
– В Латакию?
– предваряя его слова, поинтересовался я, чувствуя что капитан получил все указания.
– Так точно, - только и кивнул Измайлов.
– Здесь кто останется?
– бросил я взгляд на местами дымящиеся развалины.
– Марат.
– Понял, поехали.
До аэродрома и непосредственно до трапа самолета добирались едва ли не дольше, чем до Латакии. Причем указание торопиться Николаев видимо дал не только мне - все встреченные мной сопровождающие действовали на максимально разумном пределе своих возможностей. Видимо, настолько простой драгунский полковник Сергей Александрович Николаев может быть убедителен в своей просьбе.