Пути миров: Вихрь пламени
Шрифт:
– А ну веди к парому, едрена вошь, стражники фуфельные! – заорал Гнунир.
Лансель между тем ударил коня в бок, хватил на нагрудник седовласого стражника и втащил к себе в седло.
– Прикажи своим стоять на месте, а то голову оторву, – зашипел наемник и это как-то быстро вернуло к жизни еще больше перетрухнувшего старика, что тот закричал низким фальцетом:
– Отставить. Отставить! Наши, наши. Проходу!
Стражники, уже было попрыгавшие кто в башню, кто в кусты, ответили молчанием. Но никто сопротивляться не стал.
– Поедешь с нами, для надежности, – жестко сказал Ланс и направил коня в деревню. – А еще расскажешь нам, какого черта вокруг руины, а вы тут целёхонькие сидите.
– Так
Деревня из нескольких десятков домов, окруживших большой колодец. Рядом с ним стояла шибеница, на которой болталось несколько трупов, и у оной же реял красно-желтый штандарт Эратума. Лансель не сразу понял, что увидел. Какие-то мгновения он безразлично смотрел на вражеские цвета, стоявшие посредине деревни. Но затем он стал переводить взгляд со штандарта на гниющие трупы мужчин и женщин, даже ребенка, на которых висели таблички с корявыми фразами на языке Ильдена – «непокорный», «хотел бежать», «не славил Единого». Затем наемник перевел взгляд на чистые и ухоженные дома. На эти бухты согласия и покорности завоевателям, стоявшие посреди трупов и крови, запрудивших все Зеленые луга. На вышедшего из ближайшего хутора работягу, с холёной рожей, пьяно покачивающегося и пускающего ветер. Услышал Ланс веселый смех с одного из дворов, когда как вокруг деревни царила только могильная тишина…
В какой момент бессознательная, чистая, совершенно необузданная ярость охватила Ланса, он не запомнил. Только смутно припоминал, как старик-стражник, лежавший на седле перед Лансом, увидев сгустившуюся в глазах Ланселя, тьму, закричал, что было сил, но было поздно: наемник швырнул его под копыта коня. Соскочив на землю, Лансель выхватил свой проводник и приказав тому превратиться в пылающий меч, с криком «предатели» пустил всю мощь огня из междумирья на ближайшие дома.
То ли проводник зарядился сам по себе, то ли в этом мире он работал мощнее, но три деревянные хижины снесло словно карточные домики. Следом огонь разметался по соломенным крышам, и деревня в считанные мгновения превратилась в огромный погребальный костер. Сзади Гнугнир поддал огня своих пушек, попав прямёхонько в башню, и феерия огня и смерти охватила еще недавно тихую гавань, сдавшуюся на милость Эратума. Крики ужаса и боли разорвали умиротворенную тишину.
Уже будучи на пароме, когда наемники подплывали почти к самому берегу, гном коснулся плеча Ланселя и спросил:
– И чего на тебя нашло? Жили б людишки. Не нам разбираться, кто предатель, а кто нет, – сказал он осудительно.
Лансель не ответил. Его колотила мелкая дрожь. Всю жизнь он был предан короне, сделался дезертиром по соображениям совести, снова присягнул на верность и… теперь осудил мирян за дезертирство. Кто право дал ему? Кто? Но ведь как иначе-то, как иначе… Ах, голова-то пустая. Уже раз взялся ты судить. Вспомни ту девчонку безногую. Какое добро ты сделал? Кому ты хотел что доказать? Пустая, пустая голова.
Паром они сожгли, паромщика Лансель в запале еще сеганул мечом на том берегу. Некому было протестовать. Оставшийся путь напарники ехали быстро, но молча. Особенно был мрачен Ланс.
Они не останавливались всю ночь. Ехали не быстро, иногда спешивались, прислушивались, но до самого леса не делали привал. И никакой усталости не чувствовали. Возможно, сказывалась чудодейственная сила маяка. А возможно, просто никто не хотел оказываться в ситуации, когда придется о чем-то говорить друг с другом. За прошедшие дни наемники навидались такого, что в голове царила полная каша. Как пробурчал как-то гном: «Сейчас бы покурить пару недель. Подумать». Но на это времени не было. Поэтому с путанными мыслями и полной неразберихой в себе, наемники к утра завидели верхушки леса, который даже из далека казался мрачным.
– А что? Пустошь стоит не на окраине? – озадачено спросил Гнугнир, когда они приблизились к кромке леса. Многолетние, древние деревья встретили их хмурой, пожелтевшей листвой и вязью толстых корней, торчавших из земли. Все словно говорило в этих древах – беги путник.
– Немного в глубь, на возвышенности. Но пройти по лесу придется сейчас, – покачал головой Лансель. – Но это место точно здесь. Видите вон тот шалаш? Там должна быть коновязь.
– И пару стражей, я так думаю? – подозрительно осматривая темный лес, в утренних сумерках игравший разнообразными тенями, сказал эльф.
– Верно. Но их нет, – кивнул Ланс. – Однако с конями в Лес ходу нет. Они там ноги поломают. А если жуки нападут – только мешать будут.
– И то верно, – пробурчал Гнугнир, слезая с лошади. – Эх, увидится бы еще нам, коняшка.
– Перестань, Гну. Сейчас узнаем в Пустоши, в чем проблема, и двинемся назад, – решил подбодрить приятеля Элайджа.
– А то нас взаду ждут особо. Теперь. Давай, ушастый, слезай на землю. А то не успеем к завтраку на местной кухне.
Лес встретил духотой. Несмотря на то, что стояла осень, в лесу было трудно дышать, и пот заструился по телам наемников, стоило им пройти несколько десятков шагов по тропе, ведшей в глубь зарослей.
Напряжение, особенно свойственное Лесу, вернулось знакомыми ощущениями к Ланселю буквально в считанные минуты. Он не был здесь более десятка лет, но знакомая мелкая дрожь и слабость в коленях накинулись на его тело, словно он был зеленым юнцом, а не повидавшим всякое ветераном. Дронго в свое время называл эти чувства миазмами. Слово, конечно, совсем из другой области, но… чертовски приелось когда-то в лексикон Ланса в дни его недолгого пребывания в Заградительном лесу.
Густые, тяжелые заросли окружали узкую тропу со всех сторон. Казалось, что если попытаешься пройти сквозь них, то завязнешь среди плотной листвы, кривых веток и торчащих из земли корней. Так, на самом деле и было – Лансель хорошо помнил, как попытался обойти проложенный разведчиками маршрут и чуть не запаниковал, когда проклятые сучья и листва лезли в лицо со всех сторон, практически лишив обзора. Его буквально вырубал из зарослей Дронго. Но теперь неустрашимого рейнджера с Ланселем не было. А были с ним не менее опытные бойцы – Гнугнир и Элайджа, чьи лица побелели также как и у него, когда они углубились в лес.
– Стоять, – сказал Элайджа. На правах быстрого и ловкого эльфа, чья родина – леса, он шел чуть впереди. Лансель не возражал: бывают такие моменты, когда ты не очень сопротивляешься некоторым решениям окружающих, потому что всем своим существом поддерживаешь их. Потому что страшно.
Эльф поднял руку и медленно опустился на корточки. Он медленно что-то разглядывал в куче пожухлой листвы впереди себя. Спустя некоторое время он махнул рукой, подзывая напарников.
Подойдя, Лансель посмотрел на то, что так заинтересовало эльфа. Сначала он увидел остроконечный шлем, меч, кинжал, копье и щит. На последнем была гравировка животного из дальнего севера, что за Непреступными Хребтами. Таких там звали медведями.
– Это Гульфронг, – сказал эльф. – Он был вместе с нами, в лагере Мортимера. Скорее всего был в составе еще одного отряда разведчиков.
– Не самые мы быстрые ребята, – хмыкнул гном. Пока Лансель разглядывали находку, гном встал за их спинами с топорами наголо в руках и очень внимательно осматривал округу. Ружье он не стал доставать по совету Ланса – на выстрел сбежится вся округа. В Лесу вообще огнестрельное оружие было под негласным запретом.
– Но пока самые удачливые, – покачал головой эльф. – Ты видишь еще одну странность?