Пути Предназначения
Шрифт:
— А приблизившись, возненавидит вдвойне, — усмехнулся Лиайрик. — Вельможности у Северцева меньше, чем у копчёной селёдки. Придворный будет с наслаждением пресмыкаться перед тем, кого он считает высшим, и с яростью стремиться уничтожить того, кто считает его равным, потому что равенство для придворного оскорбительнее плевка в лицо.
— Согласна, — сказала Маргарита. — Всё так и есть. Но успеем ли мы осуществить все необходимые меры до часа Открывания?
— Сейчас десять утра, — ответил Тромм. — У нас одиннадцать часов. Куча времени.
— Куча не
— И всё же закажи в Алмазном Городе обычного теньма, — сказала Маргарита. — Не того, кто был Ассистентом. Просто хорошего теньма.
— Хорошо, — кивнул Лиайрик. — У Северцева будет самый обычный хороший теньм.
Пассер вошёл в кабинет директора без доклада.
Адвиаг удивился — такого до сих пор не было, Пассер всегда чётко соблюдал субординацию. Даже слишком чётко.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Адвиаг.
— Нет. Вот именно, что ничего не случилось. А должно было! Директор, что вы намерены делать с Михаилом Северцевым?
Адвигаг опустил глаза.
— Директор, вы либо расстрелять его должны…
— Да как тебе в голову такое пришло?! — вскочил Адвиаг.
— Долг жизни, так?
— И чести. Теперь Винс и Рийя, благодаря соприкосновению с Радужным Огнём, возвысились достаточно для того, чтобы войти в семью дээрна Бенолийской империи. По крайней мере, Филипп не рискнёт нарваться на конфликт с координаторами, оспаривая это утверждение.
— И всё же, директор, вы предпочли убрать семью подальше от Бенолии.
— А вы считаете, я поступил неправильно, генерал?
— Я считаю, что вы поступаете неправильно, затягивая решение вопроса Михаила Северцева.
Адвиаг подошёл к Пассеру.
— Берт… Ты всерьёз считаешь, что я смогу убить отца того, кому обязан главным, что есть у меня в жизни?
— А я и не знал, что тюремное заключение — это высшая форма благодарности.
Адвиаг ударил его коротко и жёстко, так, что Пассер едва устоял на ногах.
И тут же крепко, как утопающий за верёвку, уцепился за лацканы пиджака Пассера, ткнулся головой в плечо.
— Прости меня, Берт. Пресвятого ради прости. — Он быстрыми прикосновениями огладил Пассеру рукав, лацкан, галстук. Посмотрел умоляюще: — Берт…
Пассер отошёл к окну.
— Герн, хочешь ты того или нет, а решение принять придётся.
— Какое?
— Убей Северцева.
— Нет.
— Тогда отпусти. Дай возможность сбежать. Помоги обелить имя в глазах центристов.
— Нет!
Адвиаг подошёл к Пассеру и сказал очень медленно, как через сильнейшую боль:
— Я не могу, Берт. Он мятежник. Я дээрн. Но его сын… Я обязан ему всем. Я в пыль у его ног лягу и счастлив буду. Но его отец… Он мой враг, Берт. Злейший враг. Непримиримый. Я не знаю, что делать. Если ты знаешь, прикажи. Я выполню всё…
Пассер молчал.
Звездолёт трясло как грушу. Страховочные ремни на пассажирском кресле трещали. Эльван покрепче уцепился за поручень.
Если планетам воздуха не хватало, приходилось ставить генераторы, то в открытом космосе его было слишком много. Воздушные реки бурлили, сжимали и выталкивали друг друга, но потоки возвращались с утроенной силой, как будто планеты отбрасывали их от себя.
Многотонную громаду звездолёта швыряло как крошечный листик на ветру.
«А ведь кислород ещё и горюч», — подумал Эльван.
— Что будет, если из силокристаллов вырвется искра? — спросил он соседа, молоденького науриса в форме курсанта лётной школы.
Тот суеверно постучал костяшками пальцев по стальной опоре кресла, затем погладил пластиковую обшивку салона.
— Капсула не выгорит, если вы это имеете ввиду, сударь. Будет взрыв, очень мощный, такой, что мгновенная волна пройдёт на сотню парсеков. Если по пути попадётся планета, ей гарантировано сильное землетрясение. А на выгоревшее место хлынут воздушные потоки, начнётся буря, и на несколько суток участок станет нелётным. Потом всё успокоится.
Эльван глянул в иллюминатор, за которым ревело и бурлило белёсое Нечто.
— Ничего себе спокойствие.
Курсант пожал плечами.
— Бывает хуже.
Полёт прекратился. Корабль замер — ни толчка, ни качка. Эльван дёрнулся в испуге.
— Крушение?!
— Векаэсный досмотр, — пояснил курсант. — Корабль держат их стабилизаторы. Посмотрите в иллюминатор.
Посреди бурлящего, остервенелого хаоса завис крохотный, чуть побольше лётмарша, треугольный кораблик.
— С левого борта ещё один, — сказал курсант. — Они держат каркас стабилизирующего поля. Третий катер пойдёт на стыковку. В нём и есть досмотрщики. Мы вышли на границу сектора. Так что положен досмотр.
— Это противоестественно, — еле выговорил Эльван. — Чтобы такая кроха и оказалась сильнее вихревых потоков, а корабль размером с пятиэтажный дом мотало как щепку.
— Это всего лишь технологическое превосходство ВКС. И наша искусственно навязанная отсталость, когда любого мало-мальски сообразительного инженера утягивают в Малое Кольцо, а после снисходительно дарят свои научно-технические объедки.
Эльван не ответил. В Алмазном Городе о координаторах всегда требовалось говорить только с величайшим почтением. Хотя и почитать их, если вдуматься, было не за что. Наоборот — стоило лишь на мгновение задуматься о поступках координаторов, как стремительно начинали множиться основания для серьёзных упрёков. Поэтому безопаснее было не вспоминать о ВКС вообще. Шкура целее будет.
В салон вошёл лейтенант космостражи.
— Кто из вас гражданин Бенолии Эльван Кадере?
Эльван поднялся, подошёл к стражнику, замер по стойке «смирно».
— Пройдёмте, — велел стражник.
Векаэсник привёл его на катер, кивком показал на пассажирское кресло.
— Вино, минералка, бутерброды? — спросил он без малейшей приветливости. Хотя и без враждебности или пренебрежения. Голос был просто равнодушным. Но равнодушие оказалось столь огромным, что раздавливало не хуже многотонного пресса.