Пути Предназначения
Шрифт:
Но теньмам к равнодушию не привыкать. Как к чужому, так и собственному.
— Нет, спасибо, ничего не нужно, — безразлично ответил Эльван.
— В Гарде мы будем через три часа, — сказал лейтенант.
Эльван слегка удивился. По его расчётам, только до Большого Кольца было не менее двух суток лёта.
«Телепорты у них, что ли?»
Впрочем, какая разница…
— Спасибо, — всё с тем же безразличием ответил Эльван.
Лейтенант растерянно захлопал глазами, приоткрыл было рот, собираясь что-то сказать. Но хватило сообразительности промолчать. Лейтенант закрыл рот и ушёл в рубку.
Эльван скользнул взглядом по салону. Корабль досмотрщиков побольше патрульного катера, однако всё равно невелик — что-то вроде лётмарша-буса.
Полёт оказался настолько ровным, что даже не чувствовалось движения.
В салон вошёл лейтенант.
— Подлетаем, — сказал он. — Можете посмотреть на Гард. — Лейтенант поднял шторы иллюминатора.
Гард оказался искусственной планетой. Точнее — огромной космобазой. Причём идиотской формы.
Ровный круглый блин неизвестного Эльвану металла, на котором выстроены дома, разбиты сады, проложены дороги. И всё это прикрыто похожей на стекло полусферой.
Сам город двухъярусный. Нижняя часть города, Ванхельм, предназначалась для обычных гардчан. Верхняя, Асхельм, включала в себя дворец ареопага, несколько административных и служебных зданий, жилые дома для чиновников и обслуги. И всё это окружали, обтекали, скрывали густые сады и парки. Даже ограды не требовалось, чтобы скрыть город высших от глаз низших.
Из Ванхельма в Асхельм вели широкие лестницы.
Громада Гарда висела в самой гуще воздушных вихрей, но оставалась до абсолюта, до невозможности неподвижной. Хотя после устойчивости катеров это уже не удивляло.
— Симпатично, — бросил равнодушную похвалу Эльван. — На восковую игрушку для кабинета похоже. Даже стеклянный колпак есть.
Эльван вернулся в кресло. Лейтенант судорожно сглотнул. Он ждал совсем иной реакции.
— Через пятнадцать минут будем на месте.
— Спасибо.
Лейтенант выскользнул в рубку.
Эльван с немалым изумлением понял, что стражник боится Гарда. До ужаса, до обморока боится.
Хотя ему и нет нужды идти дальше коммуникационной линии.
Теньм не понимал, как можно бояться самой обычной космобазы, пусть и таких противоестественно огромных размеров.
Другое дело, живущие на ней люди. Точнее — один людь. Его новый Светоч. Авдей Северцев.
Эльван не вспоминал, он видел. Глаза цвета весеннего дождя, — мягкие, ласковые, живительные. Улыбка, похожая на солнечный луч, — светлая, лёгкая, согревающая.
Но это всего лишь оболочка. Обманка. Маска.
А внутри — броневой металл и смертоносный огонь.
Непреклонность, несгибаемость, непреложность.
Неодолимость.
Абсолютное и окончательное «Нет!» оказалось главной сутью Авдея Северцева.
Колченогого, косорукого, криворожего сопляка девятнадцати лет от роду.
Жалкого отродья самых низких плебеев, которые только есть в империи.
Ничтожества.
Однако он встал выше императора. И даже выше архонтов.
И ни при чём здесь благодать Радужного Фонтана, порождённого священностью Сферы.
Несоизмеримо выше властительной мощи Авдей встал задолго до того, как вошёл в Башню.
Но Эльван не мог точно сказать, когда это случилось.
Когда Авдей в одиночку защищал раненого гладиатора, куклу живую, от целого мира ненависти. Когда поверил, что в груди профессионального убийцы, полуробота-полузверя может быть людское сердце.
Или ещё раньше, когда безвозвратно сжигал в ложной клятве душу, чтобы спасти крохотную, ещё неразгоревшуюся искорку чужого таланта. Которая когда-нибудь, может быть станет Огнём Согревающим.
А вполне возможно, что это случилось намного раньше, когда, по малолетству ещё не понимая толком сказанного, на вопрос «Кто ты?» с бесконечной уверенностью ответил «Людь».
— Я боюсь его, Димайр. — Эльван даже не заметил, что впервые назвал Серого капитана по имени.
— Мальчик мой, — ласково ерошил ему шерсть на затылке Димайр. — Мохнатик. Он же не злой. Не такой суровый и привередливый как здешний Светоч. В Гарде тебе будет намного легче, чем в Алмазном Городе.
— Я боюсь его, — повторил Эльван. — Он… слишком самодостаточный. Ему никто не нужен. Он целен изнутри как монолит. И бесконечно твёрд. Ему не требуется что-то извне, чтобы заполнить себя и не мучиться пустотой. И ни к чему опоры. Он всегда и везде только сам по себе и сам для себя.
— Что за вздор ты говоришь, Эли? Таких людей не бывает. Ты будешь просто служить, как служил здесь, и всё. Даже лучше, чем здесь. Говорят, в Гарде порка по закону запрещена. Даже если сам Открыватель прикажет тебя выпороть, его никто не послушает.
— Димайр… Дейми… Ты не понимаешь. Я не нужен Открывателю. Он уничтожит меня, потому что я стану для него помехой. Мусором. Он убьёт меня, Дейми.
Димайр обнял его, тесно прижал к себе. Понял. Поверил.
— Мальчик мой. Мохнатик. Эли.
Но ничего нельзя было сделать. Всё уже решено и предрешено.
— Эли. Мальчик мой.
Эльван закрыл глаза.
Димайр и Клемент — всё, что было у него в жизни.
— Ты уходи отсюда, — сказал Эльван. — Уезжай к Клементу. Я хочу знать, что ты живёшь и будешь жить.
— Я не могу. С кем я оставлю их? — Димайр кивнул в сторону казармы теньмов.
— Они даже не заметят, что ты ушёл. Им всё равно, кто будет их капитаном.
Димайр не ответил. Это было правдой. И больно от этой правды как от чёрного ожога.
— Уходи отсюда, — повторил Эльван. — Уходи.
Димайр молчал. Эльван высвободился из его объятий.
— Император предал нас, неужели ты не понимаешь? Из Гарда пришёл приказ на теньма вообще. Однако император отдал именно меня. И не потому, что я лучший, а он хочет угодить Гарду, предоставляя самое качественное. Или наоборот, если вынужден отдавать теньма, то старается сбагрить того, кто поплоше. Нет. Тогда бы император хоть немного подумал, покатал варианты, со старшим референтом посоветовался. Но император сразу, даже приказ не дослушав, сказал «Отдать пятого!» Он удаляет меня, потому что я не угоден. Я не подхожу ему больше. Дело обычное, с каждым рано или поздно такое случается. Но если я стал непригоден для служения, император должен был приказать мне умереть. Сам приказать, а не убирать меня чужими руками. Я тень его, и судьбу мою он обязан определять даже в смерти. Самолично обязан, собственным словом. Однако император отказался от решения. Отказался от меня. Предал.