Пути волхвов. Том 2
Шрифт:
– Я отрезала их ножом. Деревня горела, и люди горели, и наш скот, и всё, чем мы жили. Вся жизнь… Дым пропитал всё, проник даже в наше укрытие, такой плотный и смрадный, что я кашляла не переставая… Один из сыновей старосты даже упал, как мёртвый, а перед тем кашлял хрипло и надсадно, будто дым расцарапал ему всю грудь изнутри. И потом, даже когда я убежала далеко, этот смрад всё равно меня преследовал, словно за подол прицепился, и совал пальцы мне в нос, и рот зажимал, дышать мешая. Отвратительный запах. Теперь я знаю, так смерть пахнет.
Когда я останавливалась, чтобы передохнуть,
Одежда тоже провоняла, и я обменяла своё платье. В одной из деревень встретила бедную девочку, которая донашивала штаны с рубахой за своим братом. Девочка так обрадовалась. Да и я тоже, насколько это было возможно. Но долго потом по рекам отмывалась, скребла кожу ногтями чуть не до крови, постоянно казалось, что от меня ещё пахнет горелым.
Мейя замолчала, понуро уставившись в стол.
– И куда теперь? – спросил её Велемир.
Она мотнула головой.
– Куда-нибудь. Подальше от дома. В большой город, где я смогу всё забыть. В Коростелец? Может быть.
– А что тут с почтой? – поинтересовался Ним. – Есть где-нибудь станция?
Велемир хмыкнул.
– У вас в каждой деревне почтовая станция? У нас – нет. Только в больших городах. Можешь оставить письмо тут и ждать, когда их скопится достаточно, чтобы кто-то согласился захватить их в Коростелец. Может статься так, что именно твоё письмо потеряют. Может и так, что кто-то уронит его в лужу, и чернила расплывутся сплошным пятном. Но ты пиши, Штиль. Пиши и оставляй тут, если тебе так удобнее.
– Ясно, – вздохнул Ним. – Спасибо за совет.
– Значит, всё равно вместе, – сказала Мейя и впервые посмотрела на него открыто, не отворачиваясь и не пряча глаз.
– Так. – Велемир поднялся с места и хлопнул в ладоши. – Предлагаю нам немного передохнуть, а после полудня заняться насущными делами.
Он сунул руку в карман, выложил на ладонь несколько монет и пересчитал. Ним почувствовал себя неловко.
– Я попрошу родителей прислать денег, я всё тебе верну, – пообещал он.
Велемир кивнул совершенно серьёзно:
– Непременно. Но потом. Пока вы – мои гости, и я сделаю для вас всё, что необходимо.
Мать Велемира одолжила Ниму и новую одежду, и даже обувь, так что его долг перед семьёй свечников уже накопился немаленький.
Мейя опустила голову и замолчала, будто слова в ней резко закончились, высыпались до единого, как горошины из мешка. Ним многозначительно кивнул Велемиру, показывая, что не стоит больше расспрашивать её.
За окнами разгорался рассвет. Ним ужасно устал, ему хотелось спать, но никто не спешил расходиться. Люди пили, разговаривали, поили настоями тех раненых, кто мог сидеть. Бойня в трактире будто сплотила всех, даже тех, кто ещё недавно колотил и резал друг друга, поддавшись буйному безумию, но четверых чужаков будто старались не замечать, больше внимания уделяя своим, деревенским.
– Энгле дождёмся, уже скоро спустится. Тогда все вместе пойдём, – сказал Ним.
После того, как Огарёк увёз Кречета, Велемир с Мейей отправились в трактир, хозяин которого пообещал выпивку и комнаты пострадавшим, а Энгле и Ним остались ждать на краю посёлка. Ниму было странно сидеть ночью в поле, не зная точно, что должно произойти, но Энгле упрямо всматривался в сторону леса. «Мне нужно знать, что с этим соколом всё в порядке», – твердил он, и Ним молча набирался от него веры и принятия того, что каждый час, проведённый в Княжествах, может принести что-то невероятное, меняющее если не жизнь, то многие представления о ней.
– Что, большой твой долг перед ним? – спросил Ним, когда молчаливое ожидание начало его тяготить. Тёплые дуновения мешались со студёными промозглыми порывами, со стороны деревни шумели, а лес впереди загадочно молчал, и изредка Ниму казалось, будто он видит неяркие колючие вспышки, будто среди деревьев мигали зажжённые кем-то свечи.
– Он вернул домой моего отца, – глухо ответил Энгле, не сводя взгляда с перелеска. – Я просил, и он вернул. И самого меня в обмен не забрал. Он великодушный, Господин Дорог. Лесовой увёл бы меня в свои чащи и заморочил голову так, что забыл бы, кто такой и что со мной раньше было. А этот – не стал. Хотя я-то был готов, просился к нему в услужение, лишь бы мама снова ни в чём не нуждалась, лишь бы рада была.
– И каков он из себя? – спросил Ним.
Энгле хмыкнул под нос. Откуда-то из травы вспорхнул бледный мотылёк и устроился у него на коленке, покачивая мохнатыми усиками. Энгле подставил палец, и мотылёк с готовностью на него вскарабкался.
– Не таков, как мы с тобой. Не такой, как люди. Но и на нечистеца не похож. Вроде человек, а вроде кто-то другой, из того мира. Живьём я его только однажды видел и не понял, серьёзный он или кривляется постоянно. А второй раз он ко мне во сне пришёл и сказал, чтобы сокола искал.
Он осторожно потрогал мотыльковые крылышки, и мотылёк вспорхнул, возмущённый таким своеволием. В сумерках Ниму показалось, что брюшко насекомого тускло светилось, как далёкая звезда.
– То есть ты ушёл из дома, потому что тебе приснился сон?
Энгле посмотрел на Нима с непонимающим осуждением.
– Ну да. А как же? Сны – они как наша жизнь, но по-другому видятся. Тебе разве ничего не снилось?
– Снилось, конечно. Но у нас считается, что сны – просто сны. Увидел и забыл. Это не по-настоящему, не на самом деле, понимаешь?
Энгле передёрнул плечами и подтянул колени к груди.
– Жуть какая.
Ним не стал спорить и разочаровывать Энгле, но сам остался при своём мнении. В свете тонкого месяца Энгле казался почти бестелесным, прозрачным: серая рубаха, чуть отяжелевшая от туманной влаги, бледная кожа, светлые волосы и ресницы, и только на скуле темнел кровоподтёк. Что, если он зря покинул родной дом? Что, если зря сидит тут, ожидая чего-то, с чем потом сам не будет знать, что делать?
– Спасибо, что помогал мне тогда, в первый день, – сказал Ним.