Пути Звезднорожденных

Зорич Александр

И еще: Циндал с животным ужасом ожидал нового вторжения Девкатры в свое сознание. Это ожидание было венцом его нечеловеческих мук.

У Девкатры, впрочем, пока были дела понасущнее питания. Он отдавал всего себя стихии вихрей, кутающих ирвамессов и их обреченных коней в гибельные коконы алчного огня.

Циндал успел. Его пальцы, почти полностью утратившие осязание, но все еще способные различать неровности человеческих тел, повстречались с ногой гиазира-свела.

– Назови… себя! – прорычал Элиен.

Циндал ответил ему грозным мычанием.

– Что… что тебе… надо?!

Осознав, что не сможет внятно промычать и собственного имени,

Циндал напрягся, сосредотачивая всю силу своей мысли на образах стрелы и лука. В Ирвамессаде ходили упорные слухи, что гиазир-свел в состоянии читать чужие мысли и Циндалу не оставалось ничего лучшего как проверить достоверность легенды.

– Понял, – бросил Элиен, хотя не был уверен в том, что понял Циндала правильно.

Элиен запустил руку под обмякшее тело Ашеры – тот пару коротких колоколов назад потерял сознание – и, с ужасом отмечая, что даже там, на животе, одежда Ашеры уже начала тлеть, извлек на свет лук и Поющую Стрелу.

Тетива на луке была горяча, но все еще цела.

Элиен вложил оружие в руки Циндала. Пусть делает с ним, что считает нужным.

Циндал жадно стиснул лук и поднес к изуродованным губам, покрытым спекшейся коркой крови, Поющую Стрелу. Сила, что таилась в ней, сейчас стремительно вливалась в его слабое обожженное тело.

Циндал рассмеялся: беззвучно и страшно.

Как ни странно, Девкатра услышал его смех и даже смог распознать тихий мелодичный звон Поющего Оружия. Однако новое знание не принесло Девкатре пользы: напротив, тварь обуял первозданный ужас.

Огромный пламенно-багровый бражник, окруженный ореолом хлопочущих крыльев – таким видел Циндал Девкатру сквозь плотно сжатые опаленные веки – метнулся в сторону, к реке, тщась избежать губительной стрелы, наконечник который был выкован в незапамятные времена. Поющая Стрела была назначена поражать плоть Звезднорожденных. Однако в тот день ей было суждено сослужить другую службу.

Разум Девкатры был скован стальными цепями неразрешимых противоречий.

Его судьба была спаяна с судьбой Властелина страшным Зароком: ему надлежало уничтожить всех ирвамессов во что бы то ни стало. Девкатра должен был держать мглистую огненную завесу, пока не умрут все воины до единого. Но держать ее теперь стало опасно. Девкатра не мог спасаться бегством и в то же время не мог больше выполнять то, что диктовал ему Зарок.

Поющая Стрела отыскала погрязшего в гибельных колебаниях Девкатру – она возвратила тварь в обитель иных смыслов, туда, откуда приходят в мир ледяные ветры и кошмарные сны. Она отправила его домой – в непроглядную бездну, из которой выманил тварь искусный Властелин.

Властелин, которому еще предстояло явиться.

17

Огненный ураган прекратился и Элиен снова получил возможность слышать, видеть и осязать.

Над Варнагом стояла непроглядная тьма. Земля вокруг была покрыта тлеющим прахом, который почти не давал света. Резкий запах горелого волоса и жженой плоти колол ноздри и язвил мозг напоминанием о бесславной гибели лучших из лучших.

У свела Вольного Города Орина теперь появилось множество новых забот – мелких и скорбных. Но прежде, чем обнять Циндала, прежде, чем принести воды заходящемуся в кашле Ашере, Элиен бросился к плите с косматой звездой.

Плита была мертвенно холодна: колдовское пламя обошло стороной ее массивный монолит. Злосчастная дверь в подземелья Тайа-Ароан вновь была закрыта.

Элиен широко раздул ноздри и принюхался – так и есть, запах Сделанного Человека. Да, Октанг Урайн совсем недавно прошел здесь. Прошел – и вновь растворился. На сей раз – во влажном сумраке прибрежных лесов. Буйство Девкатра предоставило ему необходимое для этого время.

Теперь Элиен не знал, где находится Урайн. Это означало, что слуга Хуммера удалился от него более, чем на сотню локтей.

Уподобившись ищейке, Элиен мог бы пойти по его запаху, но это означало бы лишь отставать все больше и больше. Ибо Звезднорожденный – не прыткий гончий пес. Теперь с Элиеном не было даже верного коня – лишь двое изувеченных людей, ставших его Братьями по Огню.

18

"Циндал был добрым воином. Он спас жизнь Ашере и, быть может, даже мне. Я говорю «быть может» потому что не знаю, замышлял ли Урайн убить меня в ту осеннюю ночь или же он просто хотел беспрепятственно скрыться из подземелий Тайа-Ароан с кузовком новых магических приобретений.

Увы, Циндал не дожил до возвращения в Орин, хотя мы с Ашерой выхаживали его как родного сына. Он умер, когда вдалеке показался размытый ливнем абрис моего города, которому было суждено измениться в самом недалеком будущем.

Двенадцатого числа месяца Вафар Горные ворота Орина распахнулись перед свелом и Отцом Ирвамессады. Мир был погружен в ожидание зимы."

Элиен, сын Тремгора. «Исход Времен»

19

На те деньги, что Кальт сэкономил на мече, он купил своей смешливой подруге подарок. Серебряный браслет украшали четыре дивно ограненных сапфира, каждый величиной в лесной орех – синими солнцами они парили в дымке алмазной пыли, повинуясь прихоти столичного ювелира и, казалось, сами знали, что прекрасны. Кальт не был сентиментален, но даже он почувствовал: камни дышат печалью разлуки. – Значит, прощай.

– И все? Тебе больше нечего мне сказать? – удивился Кальт. Он рассчитывал хотя бы на «спасибо». Ведь вроде бы, браслет девушку обрадовал.

– Конечно есть! Вот я и говорю: счастливого пути! – Ну знаешь…

– Если бы ты был обычным парнем – парнем без амбиций, я бы, пожалуй, упрашивала тебя остаться еще на пару дней, – девушка лукаво подмигнула Кальту.

– А так? – смущенно спросил Кальт. Только что он поймал себя на мысли, что и сам не прочь был бы остаться… – А так я знаю: мои просьбы тебе рассердят. Какой же смысл упрашивать? – Дело не в том, что просьбы твои. А в том, что мне ничьи просьбы не указ…

– И все-таки, если бы я была благородной дамой, а не публичной девкой…

– Что за околесица! – Кальт невольно спрятал глаза – девушка попала в яблочко. – Просто мне и впрямь нужно ехать… Я ведь здесь по делу…

– Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Я говорю тебе «прощай», – в глазах девушки блеснули слезы, которые Кальт поспешил не заметить.

В общем, прощание вышло нескладным, но трогательным. Вернуться Кальт не обещал.

«Это довольно странно – возвращаться к женщинам, обслуживающим постояльцев дешевой гостиницы», – подумал он тогда.

А еще он убеждал себя, что в будущем, когда он достигнет всего и даже более, чем всего, в его жизнь ворвется настоящая любовь, исполненная чистоты и величия. Но на душе у Кальта было гадко и муторно. Только дуракам это легко: выкармливать блистательное «завтра» пленительным нектаром увядающего «сегодня».