Путин. Наши ценности
Шрифт:
«Появился новый тип протеста, который имеет другую социологию. В нем участвуют люди, которым по большому счету от государства ничего не надо в плане материального обеспечения. Это люди из верхних социальных слоёв, молодого возраста, преимущественно горожане, жители крупных городов – их социологи называют „новые сердитые”. Их претензии к власти состоят уже не в том, что она мало или плохо кормит, а в том, как она сама себя ведет. Предметом протеста является коррупция, „феодальные привилегии”, например мигалки. Предметом протеста является несоответствие формальных законов и реально сложившейся
На тот момент я назвал этот процесс политизацией среднего класса, хотя возникало всё больше сомнений, что этот слой высокооплачиваемых потребителей стоит так называть: «Пожив личной жизнью – «дом – работа – семья – дача», люди увидели, что этого узкого тесного мирка им для нормального существования недостаточно. Они увидели друг друга, увидели власть, которую раньше не замечали, увидели страну, её образ в мире, то, как к ней относятся другие, и у них возник запрос другого рода. Отсюда – гражданская активность».
Я сравнил это явление с взрослением человека: «Как переход из ребёнка во взрослого всегда проходит через подростковый протест, через бунт против сложившихся устоев, так и здесь переход из состояния «частного лица» в состояние «гражданина» – активного, деятельного, ответственного – проходит через стадию недовольства. Мы разговаривали с людьми на фокус-группах и спрашивали, что их не устраивает, ответ был: «Нас не устраивает всё». Ясно, что эта риторика похожа на риторику 15-летнего подростка».
Разрыв между идеальной моделью ответственного среднего класса, каким его видел Владимир Путин перед своим первым президентским сроком, и реальным социальным поведением прослойки, сделавшей смыслом своего существования ритуально-демонстративное потребление, стал очевиден к середине нулевых.
По моему мнению, на тот момент было принципиально важно удержать коммуникацию с «новыми сердитыми», пользоваться теми способами коммуникации, которыми пользуются эти сообщества: «Задача «Единой России» сейчас – найти общий язык с этими сообществами, найти точки входа в эти сообщества – в этом будет состоять наша технология. Мы возьмём набор тем, которые интересует этих людей, и сформируем разговор. И тут важно, что их волнует прежде всего обустройство жизни в городе, комфортное сосуществование в общественном пространстве. И это для них важнее, чем глобальные дискуссии об экономике».
К осени 2011-го стало понятно, что коммуникация с «новыми сердитыми» не получилась. Избирательная кампания «Единой России» так и не наполнилась внятным содержанием; кандидаты, выдвинутые партией на муниципальных выборах, старались насколько возможно скрывать свою партийную принадлежность и никак парламентскую кампанию не укрепляли. Регионы получали из центра противоречивые и невнятные сигналы, в результате агитация за «Единую Россию» на местах велась в основном в режиме мобилизации подотчётного контингента, а не диалога с избирателями.
Парламентские выборы 2011 года стали для политизации «новых сердитых» мощным катализатором, у них появились яркие ораторы и эффектные лозунги, «Единая Россия» была поименована «партией жуликов и воров». Своих кандидатов у «новых сердитых» на этих выборах не было, поэтому девиз «За кого угодно, кроме действующей власти» был подхвачен и «системной», и «несистемной» оппозицией. Выдающимся результатом в декабре 2011-го оппозиционные партии полностью обязаны именно этой контркампании, а не своим кандидатам и партийным программам.
Такой же объединительной для политических активистов с самыми разными политическими вкусами и инициирующей для аполитичного до недавнего прошлого «офисного планктона» стала кампания по организации наблюдения на избирательных участках. По сравнению с думскими выборами 2007 года, которые не были интересны никому, кроме непосредственных участников, в 2011 году возможность стать наблюдателем на выборах начала восприниматься как общественно полезное приключение.
Наступило 4 декабря 2011 года. Было очевидно, что «Единая Россия» растеряла значительную часть своей поддержки. В то же время ряд региональных руководителей принялись на свой страх и риск корректировать итоговый результат. Хотя фальсификации не оказали существенного влияния на итоговый результат выборов, сведения об отдельных случаях нарушений моментально становились достоянием широкой общественности.
К такой активности наблюдатели комиссии тоже оказались не готовы, поэтому к утру 5 декабря Интернет наполнился самыми разнообразными и безобразными видео с участков, включая бегство председателей участковых комиссий с итоговыми протоколами через окна и подвальные помещения. «Новые сердитые» за одну ночь превратились в очень сердитых, обнаружили в себе готовность делиться своим возмущением с градом и миром и 10 декабря 2011 года пришли на Болотную площадь. Количеству участников митинга поразились все, в первую очередь – сами участники и организаторы. Резолюция первого массового митинга была лаконичной:
Требуем новых выборов!
Резолюция Общегражданского митинга «За честные выборы», Москва, 10 декабря 2011 года.
Участники митинга требуют:
Немедленного освобождения всех политзаключённых.
Отмены итогов сфальсифицированных выборов.
Отставки Чурова и расследование его деятельности, расследования всех фактов нарушений и фальсификаций, наказания виновных.
Регистрации оппозиционных партий, принятия демократического законодательства о партиях и выборах.
Проведения новых открытых и честных выборов.
Митинг 10 декабря 2011 года и последовавшие за ним февральские митинги и гулянья были подчёркнуто внепартийные. Объединяющих идей и целей у участников этих акций не появилось, они не собирались бороться за власть, а тем более – её брать. В предельно эмоциональной, а часто и неординарной художественной форме они просто возмущались происходящим, плохо представляя себе, какими должны быть их следующие шаги. Они знали, чего они не хотят, но не могли сформулировать, чего же они хотят.
Это подтверждал высказанный мной почти за год до этого тезис, что «рассерженные горожане» – это в политическом плане подростки, бунтующие против родителей.