Путька
Шрифт:
— Уже два пенька стало, — говорит Димка.
Я смотрю — правда два! И они как будто растут. Медленно двигаются нам навстречу. Тут я догадалась.
— Это не пеньки, — говорю, — это кто-то идёт!
Путька вдруг как залает. И начал прыгать. Он тоже увидел. Кто-то на лыжах идёт. Два человека. Один всё время падает, совсем на ногах не стоит. А второй очень быстро идёт.
— Мальчишки, — говорит Димка.
Один мальчишка повыше, а второй пониже. Тот, что пониже, прямо в пальто на лыжах катается. И шапка у него с длинными ушами. Как только ему
А высокий в свитере и без шапки. У него уши красные. И весь он румяный.
Он к нам подъехал и кричит:
— А ну, сворачивай!
Это он требует, чтобы мы ему дорогу освободили. Вон какой! А вокруг сугробы. Разве сразу свернёшь? Димка начал потихоньку в сторону выбираться. Но у него лыжи друг за друга зацепились. Надо же их распутать.
— Подожди, — говорит Димка.
Тут второй мальчишка подъехал, который в пальто. У него всё пальто в снегу. Он стряхивает и прямо на месте опять падает. Совсем стоять не умеет. И ещё на пальцы себе дышит, пальцы замёрзли.
— А ну, давай отсюда! — кричит высокий мальчишка.
И как наедет прямо на Димку. В снег его пихнул. Димка совсем в лыжах запутался и упал. Разве мы этому высокому что-нибудь сделали? Просто такой он хулиган…
Тут Путька как зарычит!
Высокий сразу от Димки отскочил и кричит другому, который в пальто:
— Дзахов! Они на меня сами напали!
— Это ты напал, — говорю я.
А он всё равно кричит:
— Они же на меня собаку напустили! Вон свитер порвала!
И сам свой свитер тянет, показывает. А Путька до него даже не дотронулся.
Путька только зарычал.
Дзахов лыжи снял и тоже на Димку наступает. Но Димка уже поднялся. Вдруг они оба упали и стали в снегу барахтаться.
Путька бросился Димку спасать. Он прыгнул и вцепился Дзахову в валенок. Дзахов мотает ногой, а Путька не отпускает. Он прямо повис на валенке. И глаза у него зелёные! Так разозлился! Он сейчас этого Дзахова разорвёт.
А высокий мальчишка прыгает и кричит:
— Молодец, Дзахов! Покажи им!
А сам в сторонке стоит, боится.
«Ррр!» — рычит Путька. И валенок у него в зубах трещит.
Вдруг я смотрю — они уже не дерутся. Дзахов даже Димке встать помогает. Он его за руку тащит из снега. И смеётся. У него зубы такие белые!
— Как это? Забыл… — говорит Дзахов. — Ничья! Ты мне здорово дал, — говорит Дзахов Димке.
— Ерунда, — говорит Димка. — Вот ты мне правда здорово дал. У тебя — мускулы!
А Путька на Дзахове так и виснет. Разозлился, никак не отпускает. Рвёт валенок.
— У вас верная собака, — говорит Дзахов: — У меня дома такой остался. Я уважаю верная собака.
— Пусти его, — говорит Димка Путьке.
Я про второго мальчишку даже забыла совсем. Вдруг он как подскочит к Путьке. И как стукнет его лыжной палкой. По задней ноге. Изо всей силы!
«Ии!» — крикнул Путька. Так жалобно! И весь вздрогнул. И ногу сразу вытянул. И сел в снег.
Я не помню, что закричала, и бросилась на мальчишку. Царапаю его и кричу.
— Дзахов, сюда!
— Сейчас, Коляй! — кричит Дзахов.
Дзахов меня отпихнул и вдруг как даст Коляю по спине. И как начал его лупить. Руки ему зажал и снегом кормит. Чтобы запомнил.
— Ты чего на собаку палкой? — кричит. — А если тебя самого палкой?
— Ыыы, — мычит Коляй и мотает головой: не будет, мол, больше. Рот боится открыть — Дзахов его опять снегом накормит.
Мне даже смотреть стало противно: сам первый лезет, а потом — простите его, пожалуйста. Никогда не прощу!
— Хватит, — говорит Димка и тянет Дзахова за рукав, — пойдём, теперь будет знать.
— Дрянь! — говорит Дзахов. — Я с ним больше не вожусь.
Тут мы к Путьке подбежали, гладим его. А он всё дрожит. Так ему больно. И лапу себе облизывает. Он на неё даже наступить не может. Ступит и сразу — «ии!».
— Мы его понесём, — говорит Дзахов. Он пальто снял, и мы из него сделали носилки.
Я вперёд с лыжами пошла: свои тащу, Димкины и Дзахова. А они сзади Путьку несут.
Коляй отстал. Мы на него даже не посмотрели. Дзахов ему кулаком погрозил.
— Ты лежи, — говорит Путьке Димка. — Мы тебя осторожно несём.
Пока мы на лыжах шли, ветра совсем не было. А теперь так и дует в лицо! И снег глубокий, всё время проваливаешься. Только успевай ноги выдёргивать. Носилки качаются — то к Дзахову, то к Димке. Путьке неудобно лежать. Он всё выскочить хочет.
А как же он дойдёт? У него одна нога не действует.
— Он за меня заступился, — говорит Димка.
— За такую верную собаку, — говорит Дзахов, — свой рука не жалко. Наша собака у дедушки остался, сад караулить.
Тут они пальто всё-таки уронили. И Путька выскочил. Мы так испугались — думали, он ушибся. Он больную ногу сразу поджал. Постоял немножко. Потом на трёх ногах вперёд побежал.
Дома-то мы его вылечим!..
КАКОЕ СТРАННОЕ ИМЯ!
Мы снова лыжи надели. И Дзахов сразу стал падать. Он даже на самом ровном месте падает. Если бы у Путьки нога не болела, мы бы над Дзаховым смеялись. Но сейчас, конечно, не до этого.
— Ты чего падаешь? — спросила я.
— На лыжах никогда не ходил, — сказал Дзахов. — У нас нельзя на лыжах ходить! Снегу почти нет.
— Как это — нет? — спросили мы с Димкой. — Где это — у вас?
Дзахов тогда всё про себя рассказал.
Он раньше на юге жил. В городе Орджоникидзе. У его дедушки там свой дом. Целый дом! Дом каменный, а этажей совсем нет. Всего один этаж, как в нашем доме. Вот это город! И сады прямо в городе растут. В одних трусах выйдешь — и пожалуйста яблоки. Или даже груши. Зато брусники там нет. Даже в магазине. И троллейбусы не ходят. Все на трамвае ездят. Дзахов троллейбуса никогда не видел.