Пузыри земли
Шрифт:
— Это не прихоть, отец, — попытался объяснить Зрингил. — Я полюбил ее в первое же мгновение, как увидел… поверь мне, моя любовь — истинна, как истинны звезды на небе, как истинна вода в ревущем водопаде…
— Довольно! — поморщившись, оборвал отец. — Я не желаю ничего слушать. Я запрещаю тебе даже думать о подобной женитьбе. Ты должен продолжать наш род.
— У тебя есть и другие сыновья, — напомнил Эрингил.
Отец безнадежно махнул рукой.
— Двое младших — еще неразумные младенцы, и одним только богам ведомо, что из них вырастет. Твой средний брат — ничтожество,
— Пойми, отец, моя судьба связана отныне с этой девушкой, — еще раз попытался объясниться Эрингил. — Я никогда не смогу забыть ее. Даже если я откажусь от счастья и возьму себе в жены какое-нибудь родовитое ничтожество, какое ты мне, несомненно, уже приглядел, — даже тогда я буду постоянно помнить о ее глазах, о ее бедрах, о том, как она говорила со мной…
— Я запрещаю тебе думать о ней! — Отец поднялся с кресла и решительно стукнул кулаком по стене. — Выбрось ее из своих мыслей! Она тебя погубит!
— В ней мое спасение и мое счастье, — упрямо повторил Эрингил. — Не заставляй меня становиться непочтительным сыном, отец, вспомни: ведь я всегда старался доставлять тебе радость.
— Велика ли радость от того, что твой первенец оставил все, к чему был предназначен? Нет, Эрингил, отныне ты будешь сидеть дома взаперти до тех пор, пока не поклянешься, что забудешь ту девчонку.
— Подобной клятвы, отец, я дать не могу. Ты можешь даже пытать меня — сердце мое знает, к чему оно стремится.
— Разговор окончен. Тебе запрещается выходить из дома, — сказал отец и оставил сына в одиночестве.
Эрингил, впрочем, не слишком стремился вырваться на волю: у него имелось в запасе целых семь дней, а отец даже не подозревал об этом! Поэтому юноша спокойно сидел под замком и не_ заговаривал больше о своем желании жениться на Ульбане.
Если бы он лучше знал своего отца, то не был бы так беспечен!
Первое, что предпринял тот, — навел справки касательно таинственной девушки, владелицы замка на скале. Действительно, донесли ему, есть такой замок — почти двадцать лет никто не слыхал о том, чтобы там жили какие-то люди. Впрочем, замок действительно находился в таком месте, что нужно было, во-первых, знать о его существовании, а во-вторых, очень хотеть туда забраться, чтобы действительно выяснить что-либо о его обитателях.
Какие-то люди там жили. Когда-то. Если верить легендам, они принадлежали к древнему и знатному роду, но то было ужасно давно — род их почти совершенно вымер. Осталась ли последняя в роду — дочь? Возможно. Такая вероятность не исключается. Впрочем, никто о ней никогда не слыхал…
Наконец вернулся один из наиболее ретивых сыщиков и доложил, что замок на самом деле стоит до сих пор, что взять его штурмом невозможно и что хозяйкой этой скальной крепости считается совсем юная девушка, которой слуги преданы до крови и даже до смерти.
— Неужели она так красива? — не выдержал отец Эрингила.
— Не могу судить, — честно признался сыщик. — В женской красоте я не разбираюсь. Моя работа — факты и обстоятельства, а не оценки. Тем более такая неуловимая штука, как красота. Впрочем, — он задумался, — вряд ли ее можно счесть именно красивой. Притягательной? Вероятно. Для определенного сорта людей. Я имею в виду, готовность полюбить. Ну, приблизительно то же самое, что у животных, когда они начинают испускать разные запахи и метить территорию…
— Довольно! — поморщившись, оборвал его старый аристократ. — Ты прав, твое дело — обстоятельства, а не их оценка. И да спасут меня боги от шпионов, рассуждающих о природе женской тсрасоты и плотского влечения!
Он заплатил сыщику, и тот удалился, недоумевая.
Заканчивался шестой день заключения Эрингила. Юноша уже изыскивал способы освобождения, причем такие, чтобы отец не догадался и не наказал слуг, которые помогли молодому господину выбраться на волю. Он перебрал десяток вариантов и ни на одном пока что не остановился.
Тем временем в дом явился очень необычный человек. Он был высоким, худым, со странно вздернутыми плечами. С головы до ног его окутывал плотный черный бархатный плащ. И сколько бы отец Эрингила ни говорил о своем презрении к неродовитым богатеям, сколько ни демонстрировал отвращения к торгашескому духу, тем не менее он сразу же определил по одному только виду этого плаща: незнакомец исключительно богат, коль скоро мог позволить себе такую дорогую вещь. Бархат был высочайшего качества: не только очень красивый и плотный, но и практически водонепроницаемый: подобный плащ остается сухим и очень красивым даже во время дождя.
— Прошу тебя — чувствуй себя гостем в моем доме, — пригласил странного посетителя старый аристократ.
Тот молча снял плащ, отдал его слуге и прошел в комнаты. От предложенного вина отказался.
Незнакомец был очень смуглым, с крупным ястребиным носом и пронзительными желтыми глазами, особенно заметными на фоне темной кожи. Абсолютно черные волосы обрамляли узкое лицо с глубокими продольными морщинами
— Мое имя Велорнис, — представился он, — и, полагаю, я — именно тот человек, который исправит для вас неприятную ситуацию…
Эрингил исчез из дома под утро заветного седьмого дня. Войдя в комнату, где был заперт юноша, слуга обнаружил выломанную оконную раму и веревку, связанную из поясов и порванной одежды. Наследник исчез. Впрочем, после встречи с Велорнисом отец Эрингила не впал в ярость и отчаяние, как ожидалось: он лишь потер руки и объявил всем, что скоро «блудный сын» явится домой с видом исключительно печальным, но покорным.
— Он подчинится, — уверенно говорил отец, — ему попросту придется принять свершившееся. Увы! Может быть, сейчас мне и жаль мальчика, потому что он все-таки мой сын, но необходима твердость. Впоследствии Эрингил и сам признает мою правоту и будет мне благодарен.