Пьяная стерлядь (сборник)
Шрифт:
Света посмотрела на дочь, гадая, в какой момент упустила ее.
— Хорошо, позови папу, мне нужно с ним поговорить.
Анька выбежала из дома с криком: «Пап, мама сваливает. Иди, она хочет с тобой поговорить!»
От этого «сваливает» у Светы внутри что-то оборвалось.
Макс не заставил себя ждать.
— Уезжаешь? — радостно спросил он. — А мусор можешь захватить? Выбросишь по дороге.
— Больше ничего не надо? Может, еще Сашулю в роддом отвезти и ребенка вашего нянчить?
— Ну зачем ты так? Чего ты злишься?
— Я не злюсь. Мне все равно. Наплевать. Живите, как хотите. Только за
— Ну и что?
— Ей пятнадцать лет!
— Ну, я и говорю, что это нормально для ее возраста. Себя вспомни.
— С тобой невозможно разговаривать. Ты меня не слышишь! Я как со стеной разговариваю.
— Прекрасно я тебя слышу, не заводись. За Анькой я присмотрю.
— Это она из-за тебя такая выросла. Ты ей все разрешал. Всегда. А я была злой и плохой. Вот она и радуется, что я уезжаю. У тебя сейчас одна Сашуля в голове, а на Аньку тебе наплевать. Она и пользуется вседозволенностью.
— Перестань. Все будет хорошо. У Аньки есть голова на плечах.
— Ладно, я поехала.
Света, садясь в машину, не удержалась и посмотрела на Сашулю. Та сидела на качелях и ела клубнику, заглатывая целыми ягодами, не жуя. Анька о чем-то говорила с Сашулей, и обе смеялись, как лучшие подружки. Света хлопнула дверью машины и погромче включила радио, чтобы заглушить этот смех — молодости, радости, беззаботности. Тот смех, в голос, который Света себе уже позволить не могла — повода не было. И не будет.
Конечно, Макса понять можно. Как мужчину. Сашуля была для него словно наливное яблочко. От нее веяло свежестью. Света выглядела на свой возраст. Она была ровесницей Макса.
«Я толстею от лет, а не от котлет», — вспомнила Света присказку, глядя на себя в зеркало.
Что делать дальше, она не знала. Не понимала, как будет делить с Максом Аньку.
Неделю Света ходила на работу, заваливала себя делами и старалась не думать ни о Максе, ни о дочери. Она каждый день звонила Аньке, но у той телефон был или выключен, или она просто не отвечала. Пару раз Свете удалось до нее дозвониться — дочь была совершенно довольна жизнью, сказала, что ей некогда, что все в порядке и Сашуля должна скоро родить. Буквально через неделю.
В пятницу вечером Света напилась в одиночку перед телевизором. Показывали мелодраму — пустую и глупую, но Света расплакалась, начав жалеть себя и всех брошенных женщин в своем лице.
Утром в субботу она собралась и поехала на дачу под предлогом, придуманным самой для себя, — проведать Аньку, убедиться, что с дочерью все в порядке, что та хотя бы ночует дома, что-то ест и ведет относительно нормальный образ жизни.
В доме было шумно. Света шла по участку к гостевому домику, поскольку другой дороги не было, прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома. Когда она уже почти дошла до забора, из дома выскочила незнакомая женщина и выплеснула воду из таза на цветы, которые Света лично сажала на лужайке перед окнами.
Женщина ее не заметила. Света зашла в гостевой домик — следов присутствия Аньки там не было. Кровать была не разобрана, вещи не валялись. Видимо, за эту неделю здесь вообще никто не появлялся — все было так, как Света оставила перед отъездом.
На участке за забором тем временем шум выплеснулся наружу.
— Девочки, кушать! Стынет! —
Света не удержалась и выглянула из-за ширмы-забора.
На участок выскочила сначала ее Анька, а потом тяжело выползла Сашуля. Они сели за стол и начали уплетать все, что там было наставлено. А наставлено там было несметно.
— Тетьоль, очень вкусно, — услышала Света голос своей дочери.
Значит, эта женщина, судя по внешнему сходству, мать Сашули, была для ее Аньки уже тетьолей.
Макс тоже вышел на лужайку и сел за стол. Женщина носилась из дома на улицу, поднося тарелки, унося грязные.
Им было хорошо и привычно. Они так сидели и завтракали не в первый раз. Анька щебетала, Сашуля периодически ойкала и хваталась за живот — малыш толкнулся, — и все дружно улыбались. Семейная идиллия.
— Ой, мама, что ли, приехала? — Анька первой заметила машину, которую вообще-то не заметить было сложно. Но они, погруженные в свою жизнь, замкнутые на себе, на своем семейном мирке, не замечали ничего вокруг. — Не должна была вроде бы. — Анька подскочила и как молодая козочка понеслась за забор.
— Привет, мам, а ты чё приехала? — спросила Анька, увидев мать.
— Захотела и приехала, — ответила Света. — А что, нельзя?
— Ну ты опять в своем репертуаре. Опять злая и накрученная. — Анька состроила гримаску.
— Я смотрю, у вас все в порядке.
— Да, а что?
— Ничего. Я волновалась. Приехала тебя проведать.
— Да все нормально. Сашкина мама приехала, тетьоля. Дом отмыть и все приготовить — папа Сашу в роддом скоро повезет.
— Я уже догадалась.
Анька молчала. Света тоже.
— Ну, и что ты тут делаешь? — спросила наконец Света.
— Да все как всегда. Гуляю, купаюсь.
— Ты там ночуешь?
— Да, там. А что?
— Что за дурацкая манера? Без своего «а что?» ты не можешь обойтись? — не сдержалась Света.
— Ладно, мам, я пойду, — сказала Анька.
— Куда?
— Туда! — Анька выкрикнула это «туда» и унеслась в дом отца — к Сашуле, тетьоле, отцу. К той семье, в которой для Светы не было места.
«Ладно, живите, как хотите», — сказала она сама себе.
Дождавшись, когда все вернутся в дом, а тетьоля перестанет носиться по участку, Света села в машину и поехала домой.
И опять включила музыку, чтобы заглушить собственные мысли. Макс никогда не любил маму Светы, свою тещу. Терпеть ее не мог. На даче теща была только один раз и сказала, что ноги ее больше там не будет. А эту тетьолю он принял и поселил ее на даче. Ел ее оладьи, борщ, и что еще там готовила эта женщина.
«Отрезанный ломоть». Почему-то именно это выражение крутилось в голове у Светы. Относилось оно к мужу или к дочери, она так и не разобралась. К обоим. Света пыталась думать рационально — Анька накормлена, под присмотром, все в порядке, — но разум отказывал. Родную бабушку Анька не то чтобы не любила, но выносила с трудом. По острой необходимости. Звонила, если просила Света. Ездить к бабушке отказывалась наотрез. Света свою мать тоже выносила с трудом, на расстоянии, но дочери этого простить не могла. Как не могла понять, почему эта посторонняя женщина так быстро стала для дочери тетьолей.