Пьяная вишня
Шрифт:
И когда Антон привел себя в порядок, то есть выпил бутылку пива, потом много кофе, мы все-таки отправились к его матери. Она жила, как и я, возле метро «Чертановская», что меня еще больше напрягло. Но мой дом стоял практически возле метро, а ее – минутах в десяти ходьбы. Антон купил букет розовых флоксов, которые настолько одуряюще пахли даже на улице, что у меня начала болеть голова. По пути, несмотря на все мои протесты, он выпил слабоалкогольный коктейль и стал веселым и каким-то проказливым. Когда мы отошли от метро и углубились в зеленую улочку между высотками, из-за угла вывернула какая-то женщина и пошла перед нами. Я мельком глянула
– Бог мой! Какая ж…па у этой шлюхи! И как она ею наворачивает!
Женщина мгновенно обернулась, гневно раздувая ноздри и глядя на нас с презрением. На вид ей было за сорок. Белесые, сильно вытравленные волосы тусклыми рваными прядями обрамляли ее одутловатое, ярко раскрашенное лицо.
– Извините! – тут же сказала я и толкнула Антона локтем.
Но он и не подумал извиняться. Шутливо расшаркавшись, он ласково проговорил:
– Милая мадам, если вы не шлюха, то откуда я мог это узнать? По вашему виду сзади этого не скажешь. Так что обижаться нечего! Вы себя в зеркало видели? Уверяю, у меня все встало!
– Как вам не стыдно оскорблять меня среди белого дня! – взвилась женщина и густо покраснела. – Я бухгалтер на фирме, ясно? А сейчас отдыхаю и могу одеваться, как хочу!
Ее огромная грудь, едва прикрытая розовой кофточкой с непозволительно глубоким декольте, заколыхалась. Женщина буквально задыхалась от негодования.
– Извините еще раз! – сказала я и потащила Антона прочь.
Но он все никак не мог угомониться.
– Зря обижаешься! – прокричал он, оборачиваясь. – Ты самая сладкая шлюшка, какую я видел! Я б тебе прямо здесь вдул!
Женщина смотрела на него во все глаза, потом начала машинально поправлять вырез, натягивая край выше на грудь.
– Ты что, с ума сошел?! – возмущалась я, стремительно двигаясь по улице и таща его за собой. – Разве так можно?
– А зачем так одеваться? – возразил Антон. – Ведь не девочка! К тому же формы! А я люблю таких спелых ягодок! Нет, ты видела эти титьки?! – не унимался он.
– Значит, так, – сурово ответила я, – или ты немедленно прекратишь, или я поворачиваюсь и уезжаю домой. Выбирай!
– Прости, зая! – тут же захныкал Антон. – Я больше не буду! А ты ревнуешь! – расплылся он в улыбке и погрозил мне пальцем.
– Думай, что хочешь, – ответила я. – Но мне неприятно твое поведение. Этого достаточно?
– Хорошо, хорошо, – закивал он. – Не будем к этому возвращаться.
Когда мы пришли в квартиру его матери, Антон был уже серьезен и старался вести себя благопристойно. Мама, ее звали Милена Ивановна, встретила нас с распростертыми объятиями. Она с порога начала целовать меня и обнимать. Я почувствовала, что от нее попахивает спиртным. Она провела нас в гостиную, взяла у Антона флоксы и всхлипнула, целуя его.
– Сыночек мой единственный, – сказала она с придыханием. – Ты всегда меня балуешь! Вы усаживайтесь, а я цветы в воду поставлю.
Возле дивана стоял уже
– Может, Милену Ивановну подождем? – спросила я.
– Так мамочка сейчас придет! – удивился он. – А я пока разолью!
– Да я уже иду, деточки! – раздался ее радостный голос из коридора. – Разливайте!
Антон ловко открыл шампанское, разлил его по фужерам. Милена Ивановна принесла флоксы и поставила их у меня перед носом, отчего я мгновенно почувствовал приступ головной боли. Но почему-то застеснялась сказать об этом. Антон поднял тост за нашу крепкую семью. Милена Ивановна расчувствовалась и вновь начала целовать нас. Я видела, что она находится в странном состоянии. Не то чтобы она была сильно пьяна, просто она была как будто не в себе. Но со мной она общалась искренне, и я видела, что она испытывает ко мне теплые чувства, похожие на любовь, что меня удивляло. Она бросалась выполнять любое мое желание, без конца спрашивала, удобно ли мне, нравится ли мне этот салат, не холодное ли шампанское и не заболит ли у меня после него горло. И когда я отодвинула флоксы подальше от себя, Милена Ивановна тут же переполошилась.
– Оленька, вы не любите эти цветы? – спрашивала она, с беспокойством заглядывая мне в глаза. – Вам они мешают? Вас они раздражают? Хотите, я их вообще выброшу?
Антон заулыбался, глядя на нас. Я сказала, что выбрасывать ничего не нужно. Милена Ивановна немного успокоилась. Она смотрела на нас с любовью, потом начала всхлипывать.
– Что с вами? – встревожилась я.
– Ох, Оленька, я так рада! – ответила, задыхаясь, она. – Антоше так не везет с женщинами! Но вы, я вижу, именно то, что ему нужно. И он вас так любит! И я вас полюбила с первой секунды, как увидела! Только не бросайте моего сыночка! Он так нуждается в заботе!
Ее огромные голубые глаза наполнились слезами.
– И мне так хочется внука или внучку! – прошептала она и вновь всхлипнула, с испугом глядя на меня. – Я уж Антошу просила сделать мне такой подарок!
– Не волнуйся, мамочка, – встрял Антон, – мы уже обсуждали это. Так что все возможно!
Я, начиная злиться, смотрела на них. Оказывается, за меня уже все решили. Но рожать я не собиралась и ничего Антону не обещала. Я понимала, что эта мысль прочно засела у него в голове и он, по-видимому, успел обнадежить мать. И мне было искренне жаль ее. Милена Ивановна смотрела на меня так, словно я была, по крайней мере, Дева Мария.
«Антон говорил, что она профессиональный музыкант, – припомнила я, глядя на ее голубые влажные глаза и дрожащие губы. – Арфистка, кажется. Но сейчас на пенсии и нигде не работает. Конечно, ей хочется занять себя заботой о внуках. Но эта постоянная экзальтация! Или музыканты все такие?»
Я мягко улыбнулась Милене Ивановне и уклончиво ответила, что все может быть. Она сразу засияла, словно солнышко в пасмурный день, и вновь бросилась меня целовать.
Поздно вечером мы отправились к Антону домой, хотя Милена Ивановна чуть ли не на коленях умоляла нас остаться. Но с меня и так было достаточно. Общение в течение нескольких часов с двумя экзальтированными подвыпившими личностями вызвало вполне отчетливое утомление. Мне даже захотелось уехать домой, но Антон при одном намеке на это тут же впал в истерику и начал орать прямо в метро, что никуда меня не отпустит.