Пять баксов для доктора Брауна. Книга 5
Шрифт:
— Абсолютно.
— Но ваша травма?
— Наплевать.
— Ну, если вам так угодно, — скучно сказал граф Мордвинов, — сделайте одолжение.
Автомобилисты заспорили: председатель настаивал на гонке верстовой, Всеволожский предлагал круговую. То же самое с горячностью отстаивала юная баронесса.
— Простите, господа, что настаиваю, — сказал М.Р. Маллоу, с некоторым трудом переставая любоваться баронессой, — но мой друг не зря помянул погоду. Зимой не стоит слишком увлекаться скоростью. Здесь более важна выносливость машины. Поэтому я предложил бы пробег длительный,
Пока основатели клуба обсуждали это предложение, княгиня Долгорукая как бы нечаянно оказалась рядом с компаньонами и увлекла их в сторонку.
— Господа, — она шутливо погрозила пальцем, — мы все равно все давно догадались, что вы здесь инкогнито. Ну же? Не хотите похвалиться своими успехами? Как жаль. Позволили над собой смеяться.
— Ах, ваше сиятельство, — Д.Э. покачал головой, — что же вы с нами делаете! Зачем это все? Нам и хвалиться-то особенно нечем.
Черные глаза обратились на М.Р.
— Ну, знаешь, третьим — не так уж и плохо, — сказал тот.
— Легко тебе говорить, — компаньон с досадой похлопывал по бедру перчатками. — Ты хоть второй.
— Брось, ты просто избаловался.
— Совершенная правда! — рассмеялась княгиня. — В гонках чего только не случится. Прошлым летом — вы слышали, конечно, о Киевском пробеге? — так вот, у Виленского лопнула шина, у Цейтшеля испортился радиатор, а у Эрле — руль. Фон Мекку попался на дороге нищий, который даже головы не поднял на сигнал. Несчастный Николай едва справился с своим авто. Ну, — она стеснительно улыбнулась, — а ваша покорная слуга была доставлена к финишу на машине Беккеля. Где, вы сказали, была гонка?
— В Индианаполисе, — сказал Д.Э.
— В Саванне, — сказал М.Р. одновременно с компаньоном.
Лицо княгини не изменило выражения.
— Давно ли? — поинтересовалась она.
— Летом, ваше сиятельство.
— Ну конечно! «Олдсмобиль» и «Луазье». Индианаполис и Саванна! Так, значит, ваши настоящие имена… — княгиня как будто спохватилась, прикрыла рот рукой в перчатке и обратила на двоих джентльменов выжидательный взгляд.
Но компаньоны только потупили очи и, улыбаясь, покачали головами.
Саммерс в задумчивости
Была уже почти ночь, когда двое джентльменов поднялись к себе в номер. H^otel «Europ'eenne» был действительно вполне europ'eenne. Это особенно хорошо чувствовалось по цене.
Саммерс, поскрипывая бандажом, опустился в кресло.
— Нам понадобится переводчик, — сказал он. — Местный и ни в коем случае не имеющий отношения к «Автомобиль-клубу».
— Если он будет знать английский, или хотя бы французский, это неминуемо означает, что он из публики образованной, и наши с вами неспортивные методы выплывут наружу, — добавил М.Р., — А русского, дорогой компаньон, мы не знаем. Что будем делать?
Идея относительно того, как именно выигрывать гонку, пришла в голову М.Р. Маллоу, который полагал, что шутит, до тех пор, пока в дело не вмешался Саммерс. Он утверждал, что идея прекрасна, и что все, что нужно, сделают на заводе «Treugolnik» — знаменитом на всю Европу заводе резиновых изделий.
Но сейчас Д.Э. молча курил.
— В случае чего, закажем в Лондоне, — сказал М.Р. — Выйдет только немножко дороже.
Компаньон, скрипнув бандажом, уложился на спинку кресла. Он продолжал молчать.
— Да, но люди, — в глубоком раздумье продолжал М.Р. — Нам нужны переводчик, пресса… нет, главное — переводчик. Но как его найти? Как?
«Петербургский листок»
Петербург, 19 января. Назначен автомобильный пробег. Состоялся торжественный прием в помещении Автомобиль-Клуба. Председатель Клуба доктор Всеволожский провозгласил тост за Государя Императора, флигель-адъютант Свечин — за президента автомобильного общества великого князя Михаила Александровича. Тосты покрыты криками «ура» и гимном. 8 февраля в 9 часов утра назначен старт. В ралли участвует единственная женщина-автомобилистка, кн. Долгорукая.
— Что хочет этот человек? — с интересом спросил Саммерс, обращаясь к Долгорукой.
Сегодняшнее собрание было коротким. Автомобилисты покинули клуб в семь, чтобы, теперь уже как можно быстрее, начать приготовления.
— Который? — княгиня обернулась в ту сторону, где в мутном, желтом свете уличного фонаря граф Всеволожский отмахивался от умолявшей о чем-то личности.
Личность была одета в пальто и картуз с ушами, из которого были видны только нос цвета персидской сирени и запотевшие, несмотря на холод, очки.
— Ах, этот? Дрянь, репортеришко. Подробностей клянчит.
— Василий Павлович, — специально по-английски сказала юная баронесса (она очень жалела, что уезжает и не сможет участвовать в ралли), — не обращайте вы на него внимания. Он и отстанет.
— Не могу, душенька Галина Николаевна, — с досадой ответил ей Всеволожский, — совсем стыд потеряли.
Хотела ли баронесса Galina Nikolaevna, чтобы двое джентльменов поняли, в чем дело, или, может быть, не хотела, чтобы репортер узнал, что на него обратили внимание, но произошло неожиданное.
— Ваше Сиятельство, но я репортер «Peterburgsky Listok»! — английский личности обнаружил отличнейший акцент ирландского докера. — Всего пять минут! Окажите любезность!
Обернулся Мордвинов с брезгливым выражением лица и отчетливо произнес: «Gorodovoy!». Репортер проворно отскочил и направился прочь. Это явно означало полицию. Каково же было удивление двоих джентльменов, когда вместо высокого, как положено, полицейского в форме, появился низенький, упитанный kossak, с такими же самыми выпученными глазами, что и у типа на площади, такой же закутанный и так же увешанный оранжевыми шнурами поверх своей черной шинели. Kossak оказался не kossak. Это был русский putoshnik.