Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
Шрифт:
— Ничего, — уверил Д.Э. — Тут, за одним домом, есть настоящая помойка. По крайней мере, раньше была. Как раз за два квартала получилось.
Еще три пункта полученной от барышень инструкции гласили: «сигналить, если копы», «провожать клиента до двери» и «избавляться от подозрительных». Вообще говоря, сообщать о подозрительных обстоятельствах любого свойства следовало мадам, но без нее, к счастью, барышни решили обойтись. Так же, как и от излишеств в виде салона с танцами. Цену, правда, пришлось сбросить, но тут уже ничего нельзя было
— Я не могу продавать порнографические карточки! — стонал М.Р.
Д.Э. сгрыз заусенцы до крови и принялся за ногти: у него не получалось изобразить нужное выражение лица, провожая клиента до места назначения, по каковой причине двое осторожных субъектов, которые могли бы таковыми стать, ретировались от греха подальше.
— Компаньон, — голос искателя приключений был бледным, но решительным, — у меня предложение.
— Как, опять?
Ну, а кому еще могла принадлежать идея остановиться напоследок в «Палас», авось подвернется что-нибудь получше китобоя?
— Да. Давай смоемся? Прямо сейчас!
М.Р. опять впал в раздумья. Думал он долго, значительно дольше, чем когда выбирал между «Палас» и «Гранд». Наконец, посмотрел на голубеющее сквозь дым небо, проводил до самого последнего перекрестка Тридцать Шестую улицу, заглянул в полные надежды глаза компаньона и ответил:
— Нет.
— Какая агентша, ты что, рехнулся, что ли? Сэр, вам просто порядочный бордель доверить нельзя, вы же его по ветру пустите!
— М-да, — Джейк задумчиво вытянул на бюро ноги. — Ну ладно, не Пинкертона. Иностранная тайная агентша. Бывшая.
— Иностранная? — прищурился Дюк. — Француженка? Ах черт, они же по-французски ни в зуб ногой. Может быть, русская?
— Здравствуйте, теперь тебя понесло! Из кого мы русскую-то сделаем?
— Из Ширли.
— С таким носом? — Д.Э. засмеялся.
— Можно подумать! — фыркнул компаньон. — У нее, может быть, отец с носом, а мать — русская! Графиня!
— У твоей Ширли акцент за милю Чикаго отдает! — возмутился Джейк. — Нет, сэр, идея у вас, конечно, красивая, но не получается.
Дюк помолчал.
— Воспитать ее надо. Заговорит по-другому — никто никакого акцента и не заметит. Я вон, когда в Канаду приехал, вообще полгода никого не понимал: у всех акцент, и у каждого свой, штук двадцать разных!
— Ну ладно, акцент, — сдался Джейк. — Но ты же посмотри на нее! Тощая, ни спереди, ни сзади, глазки близоруконькие, сама конопатая, рот огромный, еще и коленки острые!
— Это как посмотреть, — заметил Дюк. — Не тощая, а хрупкая. Коленки не острые, а тонкие. Нос не горбатый, а породистый. Рот не огромный, а чувственный, и глаза не близоруконькие, а загадочные. Натурально, аристократка.
Д.Э. помолчал.
— Да? — спросил он.
— Не сомневайся даже! — заверил Дюк. — И вон ресницы какие — огромные, пушистые, с ума сводят. Сейчас придумаем ей историю и тащи свою аристократку сюда, будем ее манерам учить.
— Что-то не придумывается история, — пробормотал Джейк. — Ладно. Ширли мы отложим, сначала что попроще закончим. Вон, Лола — титул «Самые… «
Он показал руками.
— Просто, со вкусом и не придерешься.
— А конкурс девяносто седьмого года, в Нью-Йорке! — добавил Дюк. — Я про Нью-Йорк в газете читал.
— Почему девяносто седьмого? — вскочил Джейк. — Что ты из нее лошадь старую делаешь!
— Почему это лошадь? — обиделся Дюк. — Сколько ей, лет двадцать пять?
— Выглядит на все тридцать, коровища.
— Ну все равно: в девяносто седьмом году ей было шестнадцать! Самое то!
Д.Э. барабанил пальцами по пыльным разводам на бюро.
— Ладно, — нехотя признался Дюк. — С годом, правда, не то. Но черт, конкурс пораньше ведь и вспомнить могут!
— Не в Нью-Йорке, — предложил Джейк. — В Сан-Диего. И не девяносто седьмого, а девятьсот первого.
— А что, был такой?
— Был-был, — заверил Джейк. — Не сомневайся. Филантропическое общество устраивало.
Двое джентльменов посмотрели друг другу в глаза.
— Да что ты? — изумился М.Р.
— Ну, сэр, — укорил компаньон, — такие вещи не знать стыдно.
Дюк почесал нос.
— Только как это сказать? Победительница конкурса красоты в Сан-Диего тысяча девятьсот первого года, титул…
— Сказать-то можно прямо, — отмахнулся Джейк. — Тут главное — смысл.
— Это твое «прямо» нам самых состоятельных клиентов отобьет, одна шушера останется!
— Почему это?
— А потому, — Дюк уперся руками в столешницу, нависнув над компаньоном. — Ты бы сам пошел за типом, который шепчет тебе на ушко: «знойная испанка»?
— Во-первых, мексиканка, — испортил картину Д.Э.
— Ну и ладно, — подумав, сказал Дюк. — Знойная красотка.
— Таких «знойных красоток» — полный Фриско, — отрезал Джейк.
— Тогда темпераментная. И пусть кто-нибудь скажет, что я вру!
— Темпераментной — недостаточно, — опять придрался Д.Э.
— Ну да, — огорчился М.Р. — Нет того эффекта.
— С эффектами, чем меньше возишься, — сказал на это сын похоронного церемониймейстера, — тем эффектов больше. Страстная.
— А как главное сказать? — усомнился Дюк. — Самая выдающаяся грудь? Бюст? Формы?
Вид у компаньона сделался сначала задумчивый, потом очень задумчивый, и, наконец, несчастный.
— А давайте, сэр, сначала займемся Идой!
Заняться Идой двое джентльменов не успели. С лестницы кто-то смачно харкнул, тяжелые шаги протопали наверх и прежде, чем двое джентльменов успели пробраться через развалины, послышался идиотский хохот на два голоса, за которым последовал истошный женский визг.