Пять дней
Шрифт:
Мимо проскочило еще несколько машин, но сколько они ни махали руками, ни одна не остановилась. При каждой новой неудаче лицо батальонного комиссара выражало не только досаду, злость, но и лютое смущение. Заметив это, Марьям сначала удивилась, а потом поняла, что он по-мальчишески боится уронить в ее глазах свой престиж. Это почему-то умилило ее, и, чтобы успокоить его, она стала в один голос с ним бранить мерзавцев шоферов.
— А куда вы-то сами идете? — спросила Марьям, когда они прошли километров пять и присели на краю дороги немного передохнуть.
— Я должен помочь организовать
— Хлебопекарню? — удивилась Марьям.
Она ожидала какого угодно, но только не такого ответа.
— А вы думали, что мы хлеб из Москвы возим? — резко сказал он, уловив разочарование в ее глазах.
— Нет, не из Москвы. Но я думала, что хлеб пекут где-то в глубоком тылу.
— Для войск, которые на переднем крае, это и есть глубокий тыл. Вы, Марьям, можно сказать, на войне еще не были… Кстати, как фамилия человека, к которому вы едете?
— Яковенко.
— Какой это Яковенко?
— Разведчик. Говорят, он в дивизии Чураева служит. А вы его знаете?
Батальонный комиссар промычал в ответ что-то неопределенное и сухо отвернулся. Марьям огорчилась. «За что он на меня обиделся? — подумала она. — Неужели за этот разговор про хлебопекарню?»
Она не могла знать, что вот уже десять дней во всех беседах с солдатами, которые за это время были у батальонного комиссара, он неизменно приводил как самый типичный пример трусости и паникерства случай с разведчиком Яковенко, принявшим три танка за двадцать. Говоря о Яковенко, он никогда не представлял его себе живым человеком. Он знал только одно: это никудышный солдат, которому место в штрафном батальоне — и нигде больше. И вот эта девушка, красивая, стройная, терпеливая, проехала много тысяч километров, чтобы встретиться с пижоном, маменькиным сынком, который, наверное, рад-радехонек, что его поцарапало и теперь он сможет на законном основании убраться в тыл. А что, если и она того же поля ягодка? Он даже покосился на Марьям, чтобы еще раз ее рассмотреть. Нет, не похоже. Просто она еще очень молода и не умеет, наверное, разбираться в людях.
Дорога стала спускаться в ложбину. И вдруг за поворотом они увидели грузовик, вокруг которого суетилось несколько человек. У полуторки вместо заднего правого колеса стоял домкрат, а на обочине два человека колдовали над резиновой камерой, которая широким серым кольцом лежала на земле. Третий человек, невысокий, плотный, с красным круглым обветренным лицом, в старой, потертой шинели — по всем признакам интендант, — ходил вокруг машины, с беспокойством поглядывая по сторонам.
— Здравствуйте, товарищи, — подойдя поближе, сказал батальонный комиссар. — Что с машиной?
Интендант досадливо махнул рукой:
— Наскочили на какой-то осколок. Целый час тут возимся, сущее безобразие!
— Куда едете?
— Да недалеко, в Отрожки.
— Вот удача! Нам как раз по пути. Я инструктор Политуправления фронта. А эта девушка едет в штаб Коробова… Подбросите?…
— Пожалуйста, — сказал интендант. — Залезайте в кузов. Там мягко и тепло. Мешки с шапками и тюки с полушубками.
— Издалека везете?
— Да из-под самого Балашова. Уже двое суток не ели, не спали. А приедем — будут ругать, почему долго ездили.
— Кто же это вас будет ругать? —
— Ругать всегда найдется кому, — вздохнул интендант.
— Так идите в строй!
Круглое лицо интенданта стало сердитым.
— Это вы мне не первый советуете, — сказал он. — Но я, извините, на все такие советы плюю. Что хотите думайте, а я горжусь тем, что я интендант. Вот, к примеру, если я не привезу вовремя эти самые шапки и полушубки, то целый батальон окажется небоеспособным. Понятно вам это?
— Кто же спорит, — сказал батальонный комиссар, которому стало неловко от этой отповеди. — Вы, интенданты, — великая сила!
— Вот именно, — с достоинством произнес интендант. — Приведи сюда хоть миллион солдат, но если не будет чем воевать да во что их одеть, то армия и с места не сдвинется. — Он повернулся к Марьям и весело сказал: — Теперь понимаете, девушка, что такое интендант?
— Великая сила, — сказала Марьям.
Ей понравился этот словоохотливый невысокий человек, который, очевидно, очень любил свое дело. Когда он, отвернув борт полушубка, полез за папиросами в карман гимнастерки, она заметила на груди у него три боевых ордена. Приметил это и батальонный комиссар.
— Э, да вы, я вижу, заслуженный интендант, — сказал он.
— Ну, это как посмотреть, — я в армии только двадцать лет, — посмеиваясь, ответил интендант. — Есть люди и более заслуженные. Но политработник вы, я вижу, молодой…
— Это верно, — согласился батальонный комиссар. — Я в армии только пять лет.
Камеру наконец починили, и шофер при помощи солдата стал привинчивать колесо на место.
— Скорее, скорее, товарищи, — подгонял их интендант. — Ехать надо!
Минут через десять машина тронулась. Интендант уступил Марьям место рядом с шофером, а сам довольно ловко, несмотря на свои почтенные годы, взобрался в кузов и сел на мешок с шапками. Батальонный комиссар лег на полушубки, а рядом с ним примостился солдат.
Машина быстро побежала по дороге.
Марьям было тепло, и она с благодарностью думала об этом добродушном интенданте, который, наверное, очень устал и которому совсем неудобно сидеть на шапках.
Проехали километров десять. Вдоль дороги замелькали домики, плетни — деревня какая-то. И вдруг кто-то сильно постучал сзади в стенку кабины. Шофер затормозил. Марьям выглянула в окошко и увидела рядом с машиной своего спутника — батальонного комиссара.
— Ну, Марьям, до свидания, — оказал он дружески. — Я уже на месте… А вам дальше ехать. Товарищ Медников поможет вам добраться до штаба армии. Как приедете, сразу спросите, где санитарный отдел. А уж там все вам расскажут и доставят до госпиталя. Доброго пути. Авось еще увидимся…
Он помахал рукой и пошел, слегка покачивая плечами, к ближайшей хате. Марьям посмотрела ему вслед, и ей вдруг стало жалко, что он уходит. Она вспомнила, как он сердился на нее, как прикрыл собою от пуль, как по-ребячески огорчался, когда машины не хотели остановиться. Да неужели же они и вправду никогда больше не увидятся?
Она высунулась в окошко кабины и крикнула:
— Товарищ батальонный комиссар! А как ваша фамилия?
— Силантьев, — ответил он, на мгновение обернувшись.