Пять добрых сказок о волшебстве и искусстве
Шрифт:
– Ну, что вы такое говорите!? Зачем мне расширяться!? У меня и так всё замечательно! Превосходная мастерская!… А то, что в ней, по-вашему, всё хаотично, так это ведь всего лишь творческий беспорядок!… И он мне, кстати, необходим!… Лично для меня все вещи лежат именно там где им и положено!… Ну а если я их распределю по ранжиру или же по комплектации, то это уже будет,… ха-ха… какая-то казарма или торговая лавка маляра, в которой всё лежит по полочкам!… – отшучивался художник и продолжал творить в одной ему понятной и удобной обстановке. А надо сказать, что творил он много, красиво и практически беспрестанно. Дасий мог и посредь ночи вскочить с какой-нибудь потрясающей идеей пришедшей ему во сне, и тут же начать воплощать её на холсте. И хотя такое случалось с ним нередко, да и в мастерской он писал почти
Там на природе Дасий чувствовал себя в своей стихии. Небо, облака, лес, горы, реки, озёра и, конечно же, поля были для него неиссякаемым источником вдохновения. Он мог весь день просидеть на лужайке, дожидаясь нужного ракурса, положения, освещения, или затемнения выбранного им объекта. Но как только все эти слагаемые собирались воедино, он соскакивал и с невероятным рвением бросался писать. Всего за час, а то и меньше, Дасий мог отобразить на холсте всё то, что он так долго ждал. Но зато это полотно было достойно звания шедевра. И, разумеется, такой шедевр ценился недёшево. Иные богатые почитатели его творчества выкладывали приличные суммы за эти полотна. Но наш художник все те немалые гонорары тут же пускал на благотворительность. Уж насколько он был добродетелен.
– Ну не могу я жить в роскоши и питаться на золоте, когда вокруг меня есть бедные и убогие,… считаю своим долгом помогать им!… Ведь недаром же Господь наделил меня таким талантом,… так что моя миссия своим дарованием приносить людям пользу!… – искренне заявлял он, и вновь брался писать следующий шедевр. Да уж, трудоспособности Дасия можно было только позавидовать, и все его друзья восхищались этой его способностью.
– Счастливый ты человек, нашёл своё предназначение в жизни!… И теперь тебе уже ничего другого не нужно!… – вторили они ему. Однако надо заметить, что в этом определении, друзья, мягко говоря, заблуждались. Предназначение Дасия не ограничивалось лишь его талантом художника, вовсе нет, и его главная миссия была ещё только впереди. Правда, сам он об этом пока ещё ничего не знал, но факт остаётся фактом, самое важное событие в его жизни уже стучалось в дверь. Как говориться, он стоял на пороге великих открытий.
2
Однажды, когда Дасий в очередной раз отправился на пленэр, писать пейзажи, с ним произошла очень загадочная история. Встав рано утром, он, как обычно умылся, позавтракал, собрался, и уже буквально через полчаса был на своём излюбленном месте, за леском, напротив речки. Взобравшись на пригорок, с которого открывался чудесный вид на ближайшее пшеничное поле, клиновую рощу и небольшое озерцо, Дасий установил этюдник, и как всегда прилёг на травку в ожидании нужного света и экспозиции.
Однако долго ждать ему не пришлось. Уже ближе к полудню солнышко достаточно бодро осветило раскинувшуюся перед ним панораму, и он не замедлил приступить к работе. Привычно вскочив с травки Дасий практически мгновенно нанёс на холст два основных мазка. С них-то всё и началось. Под напором кисти они мгновенно преобразились в небо и облака. А ещё секунду спустя Дасий уже писал рощу, поле и озеро рядом с ними. Не прошло и получаса, как картина была полностью готова.
Испытав неимоверное блаженство от быстро выполненной работы, Дасий с наслаждением вновь распластался на лужайке и, глубоко вздохнув, устало закрыл глаза. Пред ним сразу всплыла его готовая картина. Он увидел её такой, словно он по-прежнему стоял у этюдника и разглядывал тончайшие детали холста. Кстати, Дасий делал это почти всегда. Тем самым он выискивал различного рода недостатки и огрехи своей работы. Перебирая в уме фрагменты картины, он безошибочно определял неудавшиеся мазки и прочие неточности. Так, лёжа на спине с закрытыми глазами, ему было удобней это делать, уж таков был его стиль.
И вдруг в какой-то момент полотно у него размазалось, расплылось, и на нём появился непонятно откуда взявшийся старинный замок. Затем на дорогу, шедшую от замка, выкатила изыскано украшенная карета. Последнее что увидел Дасий, это был силуэт мужчины со свёртком в руках, и уже в следующую секунду он забылся сладким сном. Впрочем, тут нет ничего необычного, такие видения у него тоже часто случались. Проспав час с лишним, он резко проснулся, и приятно потягиваясь, поднялся, чтобы вновь взглянуть на свою новую картину, но только теперь уже воочию. То, что он на ней увидел, привело его в благоговейный трепет. Композиция на картине полностью изменилась. Теперь на переднем плане были ни озеро и роща, кои он так старательно прорисовывал, а тот самый сверток, который он видел на руках у силуэта мужчины в грёзах.
– Что за чудеса?… Откуда это тут появилось!?… Разве такое возможно!… Неужели солнце мне так напекло голову, что я даже не помню, как нарисовал этот свёрток!?… – удивлённо вглядываясь в полотно, рассеянно пробурчал Дасий, – ну-ка,… ну-ка,… а это ещё что за такое?… – взволнованно прошептал он, и внимательно присмотревшись к свертку, заметил, что из него выглядывают два крохотных голубых, словно васильки, детских глазика.
– О, боже-шь ты мой!… да это же не сверток, а запеленованный младенец!… Но откуда он здесь взялся!… – воскликнул Дасий и, схватив картину с этюдника, стал крутить её туда-сюда, ища в ней подвох, – нет-нет, такого не может быть!… Что это!?… А может я, где-то в глубине душе так хочу обзавестись семьёй и ребёнком, что во сне, словно какой-то лунатик, дописал ещё и младенца… – проверяя свежесть краски и заглядывая на тыльную сторону полотна, недоверчиво протараторил он. В голове у него роилась тысяча всяких предположений, как такое могло случиться. Дасий даже подумал, что пока он спал, над ним кто-то подшутил, взял и подрисовал дитя, или просто подменил картину. Но проверив всё досконально, и убедившись, что, и холст, и краски его, он отмёл столь нелепое предположение. Поставив полотно обратно на этюдник, он нервно заходил по лужайке, изредка бросая взгляд то на картину, то на пейзаж за ней.
– Нет!… Всё сходится,… и лесок тот, и озерцо то,… всё на месте!… Но откуда взялся ребёнок!?… Не понятно!… – возбуждённо рассуждал он. Однако походив и пометавшись так с полчасика, Дасий успокоился и покорно принял версию, что ему просто напекло голову, и он, не помня себя, случайно написал это прекрасное дитя. А приняв такую версию, он вдруг сильно захотел домашнего уюта и тепла.
– Да уж,… вот что значит жить без семьи, без детей,… даже во сне я начинаю грезить об этом!… Ах, как бы было замечательно растить своих ребятишек,… этаких мальчишек забияк носящихся по дому!… О, нет!… Они наверняка навели бы такой кавардак, что потом не разберешься, где что лежит!… Уж лучше тогда растить девочку хлопотунью!… Нежную, добрую доченьку,… мы бы с ней гуляли по нашим прекрасным просторам,… писали бы вместе пейзажи,… прославляли бы красоту природы,… ах, как бы это было хорошо… – мечтательно вглядываясь вдаль, рассудил Дасий, печально вздохнул и стал скорей собираться домой. Мгновенно сложив этюдник и убрав полотно, он окинул прощальным взглядом, полюбившуюся ему панораму, и, развернувшись, почти бегом заторопился в город.
По пути он ещё несколько раз вспоминал о случившемся с ним казусе, но разыгравшийся аппетит и обострившаяся жажда тепла и уюта с каждым шагом всё больше и больше затмевали эту тему. А дойдя до своего скромного жилища, он вообще забыл обо всём и, погрузившись уже в совершенно другие заботы, отправился на кухню готовить себе обед. Разжёг очаг, поставил воду, помыл овощи, и машинально распаковал этюдник. Выложил краски, кисти, и убрал написанную им картину подальше в мастерскую, чтоб она не мешалась под ногами и спокойно сохла. А когда в кастрюльке весело забулькал суп, добавил в него пряных специй и уселся обедать. Впрочем, обед у него долго не продлился. На еду Дасий времени много не тратил, предпочитал экономить на этом. А вот вздремнуть после обеда, дабы набраться сил для вечернего пленэра, обожал.
Вот и сегодня он собирался пойти вечерком на свой любимый бугорок писать закат. Для него это было привычным делом писать по два раза в день на одном и том же месте, разное освещение, разные краски, непредсказуемый колорит. Так что все его мысли сейчас были поглощены вечерним походом, а о дневной картине он уже и не вспоминал. Ну, подумаешь великое дело, с кем не бывает, написал что-то не то, а потом забыл. В общем, дневная история никак не повлияла на его вечерние планы. Однако последующие события показали, что в нашем мире не всё так просто и в корне изменили его жизнь.