Пять историй
Шрифт:
Чёрные брови. Тут могут и не знать, какие у Николлино глаза. Не тёмные, ожидаемые, а стальные. Доктора велят далеко не уходить. Предполагают вариант, при котором Ник не откроет своих неожиданных глаз. Нога брата. Детская, вялая. Погладить? Укрывает краем одеяла.
В автомобиле голову на руль, но нет: задремлет, надавит клаксон. Откидывает спинку… Мосты. На огромных дугах опор. Он, то внизу, и тогда мосты выглядят жутковато, то где-то вверху. На дне – поляна. Откос облицован камнями. Роман ухватывает Ника под коленками. Тот вцепляется ему в плечи. Путь крут, ноша нелегка. Остановка нереальна.
Будит мобильный: «уно-уно, дуе-дуе, пронто-пронто-модерато» (так вынес он брата на поляну или нет?):
«Господин Андреянов, подойдите на пост номер три для сдачи крови». Э-э, беда, Ник гибнет… Так вот к чему сон о мостах [1] !
«Я больше не люблю его!» Но кто ныне кого-то любит? А, тем более, сестёр, матерей, отцов, братьев? Любит тот, у кого нет дела и денег. Когда есть и то и другое, любовь не нужна. Тем более, к близким родственникам. К этим наиболее далёким от тебя людям. Так вообще. В обществе. И у него – в частности. И, – выходит, – не о чем горевать ему, бугаю в неплохой машине неподалёку от Садового Кольца.
1
Мосты снятся к переменам в жизни (из Сонника).
Но эта ступня… Удивились бы медики, если бы дотронулся. Наверное, припечатали бы: гомик! Один так и подумал.
В том, юном времени, на окраину в Медведково Роман добирался с монтировкой в кармане. А новый друг (они в одной группе в МФТИ) – каратист. Будут вдвоём ходить в секцию. Но, мало того, у друга философия «Ухода». Главное, выбрать время и способ. И Роман намерен «уйти», когда решит сам. Как тренировать тело и дух, этот гуру учит. И они: Роман, Николлино, Ася (период Аси) полны внимания. Потом Роман обоих доводит до метро.
– Твоя Ася, открыв рот, – говорит Ник, и философия «Ухода» теряет очарование.
А друг удивлён: «Откуда вывод? А, понятно. Забавный у тебя брат. Но ты как-то чересчур ему веришь. Ромик, ты гомик?» С тех пор у него нет этого домашнего имени. Другой друг, и опять умный… «Он к нам ходит даром пить кофе». И вновь начало дружбы – на остриё Николлининых глаз. Глянет, как тавро вырежет. И друг делается недругом, а глаза брата не стальными, а довольными. Пока Роман видится с приятелями вне дома, всё нормально. Но пару раз приведёт – конец. Будто яд в напиток. И так регулярно. В итоге – «напиток» один, Николлино. Какая-то тайна. Но кто думает о неприятных тайнах родственника, которого любит с детства?
После института Романа берёт ведущая в отрасли лаборатория («Андреянов – гений!») Дома бывает мало, жизнь кипит. Иногда на его орбиту долетают с Земли оклики (мама, папа):
– Николлино грустит один!
– Мог бы взять брата на люди.
– Он глядит в окно.
– А ты являешься, когда он спит.
Обрадовался Ник: идут с Ромкой в лабораторию!
Для других – ординарная корпоративная выпивка. Но не для Романа. Там влиятельный человек, от которого зависит напрямую, поедет ли он в Германию. В длительную командировку. Мечта многих. И он, молодой кандидат наук, готов к отъезду.
Завлаб Дмитрий Регистрович Гузов не против определения в руководимом им коллективе: «Андреянов – гений». Но с условием, что он, Гузов, гениальней. Как Ломоносов пришёл в Москву в МГУ имени Ломоносова.
Роман мельком инструктирует брата: у них на работе ни на каких пьянках не болтают о титулованных предках. Другое дело, о «самородках» в лаптях (в сандалетах) из дальних губерний.
Но Николлино, как младенец, глаголет тоненьким голосочком:
– Мой брат Роман образованней многих. Да, и умом выше. А какова причина такого ума? – вопрошает публику, по его мнению (согласно его любимой поговорке) «не стоящую ни одного рублика»: – Гены. В роду отца – академик. А от мамы – другая кровь.
Публика напугана. Гузов евреев не любит. Глядят на чёрные брови Ника так, будто когда-то Генеральный секретарь не имел таковых.
Роман – рубаха-парень, никогда ни единым намёком не мнит себя выше Гузова Дмитрия Регистровича («Дед мой неграмотный любил словечки с загогулиной, вот и нарёк отца Регистром») Вывод: не откровенен Андреянов, интеллигенты в роду, да и эти, с «другой кровью». Эффективнее навредить невозможно. Кто на работу приводит родных и близких?! Да таких, как Николлино!
Не едет Роман в Германию. Да и уходит в другой институт. Откладывает работу над докторской. И в это время они с Ником. Малограмотно, но в чём-то прозорливо, крушит:
– Плебеи! Никаких родственников-академиков ни у кого. Сталинисты! Правильно я им, Ромка, этому Гузову… А ты гений!
Но теперь думает так только он один.
Период Маши (Ася обернулась колючим ретро). С Машей он мотается на новой работе в глубинку, в среднеазиатские командировки. О докторской, так и не написанной, некогда думать. Не до науки. Вкалывает. А дома – о квартире… Мала. Другую ждать неоткуда, только с Ромкиной работы. Фирма иногда помогает сотрудникам (об этом он неосторожно брякнул дома), добавив: ему рановато идти к руководству.
И вот он из очередной нелёгкой командировки идёт к директору с докладом. Перехватывает референт: «Был ваш братик». Тайком! И на весь офис речугу о ценности кадра Романа Андреянова! Таким надо квартиры даром давать! Выходит, науськал братца!? Так неприятно, что пришлось уйти. И опять общение с Ником, его поддержка в беде. Беда недолго.
Работу находит Роман. Правда, трудится не для науки. Для денег. И начинает платить взносы. Квартира ближе к центру. Улица Королёва. Останкинский ретранслятор ну, прямо во дворе. Ту, которая на окраине, продают, добавив. Деньги непомерные для них. Родители пенсионеры, Николлино и вообще… Но у Романа премия! На радостях он оформляет новую квартиру целиком на маму. Благородно. Хотя немного опрометчиво. Да и не живёт он тут.
Период Насти. Они с Настей отдельно от его родителей и брата (период Маши в ещё более колючем прошлом, чем период Аси). Второй раунд покупки квадратных метров. Но вскоре развод, – и он в Медведково. Будто откинут обратно чьей-то неумолимой рукой. Рукой судьбы? У Лизы другое мнение. Теперь он с Лизой.
– Роман Денисович, прямое переливание когда-нибудь делали?
– Нет.
И во время этой процедуры Ник не открывает особых глаз, хотя медики говорят: пациент в сознании. Ну, потеря крови, конечно. У Романа крамольная догадка: и вызов в больницу, и прямое переливание, – дело рук Николлино. Он манипулирует людьми.