Пять из шести
Шрифт:
— Сделаю.
— Сделай, дорогой. А куда те трое подевались, удалось выяснить?
— Их самолёт до Читы имел две посадки: в Новосибирске и Иркутске.
Грач протянул руку.
— Дай-ка фотку, что при журналюге нашли.
Хмурый вложил в протянутую ладонь фотографию. Грач долго её рассматривал, потом спросил:
— Отмечены те, что в Знаменской?
— Да, — подтвердил Хмурый.
— Остальных трёх сделай на отдельный снимок и пошли с ним человека в Иркутск, пусть сядет им на хвост.
— А где он их там найдёт? — спросил Хмурый.
— А ты умного отправь, — посоветовал Грач.
Ерёменко смотрел на фотографию в личном деле капитана Галкина.
— И это «крот»? — спросил он у Сологуба.
— Дурак он, а не «крот», — досадливо поморщился Сологуб. — Но информацию по «Латинскому танго» слил Бухлову именно он.
— Это точно?
— Точнее некуда, — кивнул Сологуб. — После случая в электричке я дал команду взять Бухлова под наблюдение, как возможного пособника террористов. Наружка зафиксировала две его встречи с Галкиным. Есть записи их разговоров.
Ерёменко вздохнул.
— Ну, раз улики налицо — будем арестовывать!
— Если позволите, товарищ генерал-полковник, у меня есть другое предложение.
Лицо Ерёменко приняло непередаваемое словами выражение, которое обладатели высоких кабинетов используют в том случае, если ничего не понимают, но не хотят это показать. Он закрыл папку с личным делом Галкина, откинулся в кресле и произнёс:
— Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант.
— Я прошу откомандировать капитана Галкина в моё распоряжение для дальнейшего использования на оперативной работе, — чётко выговорил Сологуб.
Выражение лица Ерёменко стало ещё более непередаваемым, он потребовал:
— Обоснуйте вашу просьбу, товарищ генерал-лейтенант!
— Слушаюсь, товарищ генерал-полковник! Ну, арестуем мы Галкина, а что предъявим? Нет, конечно, предъявить нам ему есть чего, — быстро поправился Сологуб, — но на серьёзный срок его проступок не тянет, если вообще тянет на срок. Ну, попрём мы его из Конторы, а «демократическая общественность» его тут же в мученики совести определит. Нам это надо? А так дадим ему шанс искупить вину.
— На Кавказ, что ли, хочешь его отправить? — спросил Ерёменко. — Так он не поедет.
— Да какой Кавказ! — воскликнул Сологуб. — Какой там с него толк?
— Что-то я тебя совсем не понимаю, Михаил Иванович! — Ерёменко потряс головой, сбрасывая с лица поднадоевшую маску. — Объясни толком.
— Хочу я его отправить дружка выручать, — хитро улыбнулся Сологуб. — Дело в том, что Бухлов попал в плен.
— К кому? Где? — удивился Ерёменко.
— В небольшом городишке вблизи Читы, к местным бандитам, — пояснил Сологуб.
Ерёменко какое-то время сидел молча, переваривая услышанное, потом спросил:
— Как он там оказался?
— Увязался за известной вам экспедицией, но не допёр, что Вяземские и Фернандес покинут борт в Иркутске. Попробовал сесть на хвост Максимовым — упустил и этих. Зато своей суетой привлёк внимание криминалитета. Они его и повязали. Местные товарищи плотно за ним не приглядывали, так что о похищении узнали с опозданием, и где его держат, пока не выяснили.
— А Галкин, значит, выяснит? — саркастически усмехнулся Ерёменко. — Ты помнишь, за что его на бумажную работу перевели?
— Помню, — кивнул Сологуб, — за профнепригодность.
— И ты хочешь вернуть его на оперативную работу?
— А почему нет? — усмехнулся Сологуб. — Пусть носом землю пороет.
— И окажется рядом с журналистом, — подытожил Ерёменко.
— Там мы всех и накроем!
Вот теперь на лице Ерёменко проступило полное понимание.
— На живца решил порыбачить? Ну, Михаил Иванович! Добро, действуй!
— Товарищ генерал-лейтенант, капитан Галкин по вашему приказанию прибыл!
Сологуб молча наблюдал, как меняется поведение Галкина под его тяжёлым взглядом. Посвящённые знали, что сам Дядя Миша называет этой действо «Первой частью марлезонского балета». Когда лицо капитана пошло пятнами, а глаза забегали в тщетных поисках укрытия от генеральского взгляда, Сологуб перешёл к части второй.
— Докладывайте, капитан! — приказал он Галкину.
— О чём докладывать, товарищ генерал-лейтенант? — чуть шевеля затвердевшими губами, пролепетал несчастный.
— Начните с того, как вы на пару с неким Жоржем Князевым, он же Бухлов, Родину продавали! — порекомендовал Сологуб.
Галкин едва не упал в обморок, но на ногах удержался. Потом лицо его внезапно просветлело решимостью. Он гордо вскинул голову и чётко произнёс:
— Родину я не продавал!
«От страха страх потерял, — догадался Сологуб. — Такое бывает. Он сейчас с трёх сторон стену видит, а единственный выход я ему загородил. Вот он и цепляется за что ни попадя. Сейчас, видимо, про «демократическую» прессу вспомнил. А вот мы его от этой темы и отцепим!»
— Думаете, за ваш «подвиг» «демократическая» пресса вас на щит поднимет? — спросил Сологуб, и по глазам капитана понял, что попал в точку. — Так я вам скажу: зря надеетесь. После того, как собратья по перу узнают, кто на самом деле Жорж Князев, ваша персона им будет совсем неинтересна. Ознакомьтесь! — Сологуб швырнул на стол ближе к Галкину подписку Бухлова.
От прочитанного у капитана началась настоящая паника. Рука с бумагой безвольно повисла вдоль туловища, а вторая зашарила в поисках опоры, пока не нашла её в виде спинки стула.
«Пора ему щель открывать, — с беспокойством подумал Сологуб, — а то обделается ненароком — кабинет потом не проветришь!»
— Да, понаделал ты делов, парень… — в голос генерала вкрались сочувственные нотки, чего не мог не заметить наказуемый. — Да ты садись, Веня, на стульчик-то, будем вместе кумекать, как тебя из дерьма вытаскивать…