Пять лимонов на мороженое
Шрифт:
Сева почувствовал, что у него тихонько холодеют ноги. Он дружит с Вадькой! Он уважает Вадьку! Но если Вадьку возьмут в банк вместо него – он за себя не ручается! Это ж какое позорище выйдет! Та же Катька небось сра-азу прикалываться начнет, что не такой уж Севка финансовый гений, если его в банк не взяли!
– Ну а потом он мои тесты посмотрел – где я написал, что «не работаю с ЭВМ», – не замечая Севкиных душевных терзаний, хмыкнул Вадька.
– И понял, что ты в тестах все наврал? – испугалась Катька.
– Не-а, – невозмутимо протянул Вадька. –
– Он дурак? – с любопытством осведомилась Кисонька.
– Он просто очень верит в свою работу, – ухмыльнулся Вадька. – Но отнести вам конверты с ответами он мне все-таки разрешил! – И Вадька жестом фокусника развернул четыре конверта. – Свой я уже открыл – я в пролете, недостаточный уровень владения компьютером.
Сева дрожащими руками принял свой конверт, положил перед собой и уставился на него, словно хотел проникнуть взглядом сквозь обертку. Конверт был блекло-желтый, будто так долго провалялся в ящике с канцелярскими принадлежностями, что успел состариться. Сева бы еще долго изучал конверт, рассчитывая по внешнему виду определить, что же прячется внутри, если бы вдруг не сообразил, что в офисе царит странная тишина. Он поднял голову – остальные компаньоны, включая Евлампия Харлампиевича, не сводили с него глаз.
– Чего? – снова перепугался этого повышенного внимания Сева. – Чего вы свои конверты не вскрываете?
– А зачем? Задача-то была тебя в банк пропихнуть, мы-то в их финансовые хитросплетения вряд ли врубимся, – резонно возразила Мурка.
Сева еще немного посидел, гипнотизируя конверт взглядом, потом резко выдохнул, словно рассчитывал, что вместе с воздухом из него выдуется и вся неуверенность, и решительно рванул плохо подклеенный уголок. Из конверта выпал листочек. Мальчишка поднес его близко-близко к глазам, и принялся читать, шевеля губами, как малограмотный.
Прочел. До конца. Вздернул белесые брови, пожал плечами и начал читать с начала. После второго прочтения на веснушчатой физиономии появилось выражение легкого непонимания. И Сева начал читать в третий раз. Вот тогда его щеки налились красно-бурым румянцем. А еще от Севки, казалось, повалил пар – как от свежесваренного борща.
– Севка, ты что? – не выдержав, завопила перепуганная Катька.
– Они говорят… Они говорят… – Сева вскочил, потрясая листком, глаза у него от ярости тоже стали красными, – они говорят, что я интуитивно-логический экстраверт, что б это на самом деле ни значило! Что я нелогичен и хаотичен и живу не по средствам! Что мой тип психики не подходит для финансовой деятельности, и никакое обучение тут не поможет! Но чтобы я не огорчался! – все это он выпалил единым духом, а потом вдруг резко сник, плюхнулся обратно на стул и уже шепотом выдал: – У меня – замечательные способности… к уходу за домашними животными! – Он поглядел на Евлампия Харлампиевича трагическим взглядом, словно это тот был во всем виноват. –
Тягостная пауза повисела в воздухе, а потом гулко ляпнулась об пол.
– Вот засада! – топая ногой, выпалила практичная Мурка. – Значит, все усилия – на фиг? В банк мы не попадем?
– Ну-у, не все так плохо… – протянула Кисонька, и все увидели, что ее конверт тоже распечатан. – Здесь сказано, что они «видят во мне надежного партнера, стремящегося к компромиссу, сильного, но не подавляющего, со склонностью… – тут она нервно откашлялась, – со склонностью… э-э, гм… посещать столярный кружок, слушать симфоническую музыку и строить дома своими руками». Поэтому они будут рады, если я «присоединюсь к их дружной команде профессионалов». Завтра, сразу после занятий в школе.
– Столярный кружок?! Музыка?! – выкрикнул Сева. Он подскочил к Кисоньке, вырвал у нее листочек из рук и впился в него глазами, кажется, в полной уверенности, что рыжая над ним прикалывается. Потом лицо его перекосилась, он потряс в воздухе кулаками, швырнул листок на пол и с криком: – Команда профессионалов! Профессионалов! – выскочил за дверь.
В рабочей комнате в очередной раз повисла тишина. Катька подумала, что теперь, видимо, эта самая тишина будет висеть у них постоянно, как шторы.
– Ну что ж, – наконец сказала Кисонька, поднимая с пола брошенный листочек, – пойду я домой. Нужно уроки сделать, и привести себя в порядок, – она брезгливо потянула перепачканную прядь, – раз мне завтра на работу…
– Ты… Пойдешь в банк? – осторожно спросила Мурка.
Уже натягивая грязную куртку, Кисонька пожала плечами:
– Ты знаешь другой способ сдвинуть расследование с места? Если да – я охотно вместо банка схожу к маникюрше. Если нет… – она снова пожала плечами, считая, что и без продолжения все понятно.
– А ты не хочешь сперва поговорить с Севой? – еще осторожнее поинтересовалась Катька.
Кисонька жестко отрезала:
– Я в банк работать не напрашивалась, и я не виновата, что они выбрали меня – по столярному кружку, в который я никогда не ходила, и симфонической музыке, которую я не люблю! Я бы охотно поговорила с Севой – если бы он подсказал, что мне нужно делать! А выслушивать истерики, что его взяли не в банкиры, а в уборщицы – увольте! – И она с грохотом захлопнула за собой дверь.
Катька минуту подумала:
– Нет, так тоже не годится! – схватила с вешалки брошенную Севой куртку и через черный ход выбежала во двор.
Злились и грустили все сыщики обычно в одном и том же месте – в запущенном дворике, куда выходил прячущийся за грудой старых ящиков черный ход агентства. Нахохлившись и обхватив себя руками за плечи, Сева сидел на пахнущей прелым деревом скамейке у окаймленной обломками кирпича клумбы. Летом клумба одурительно пахла и от пестрых цветов рябило в глазах. Но сейчас она была просто черной и мокрой.