Пять минут, чтобы сделать выбор
Шрифт:
Я подскочил к аппарату, бессмысленно потряс его в руках и заорал «Что с моей семьей?!». Молодой испуганно посмотрел на меня и попятился, видимо, опасаясь, что я могу наброситься и на него. Я сел обратно на уродливый табурет и уронил голову на руки, пытаясь осознать услышанное. Что за бред?! Какие дети? И при чем здесь этот идиотский код? Я поднял глаза на молодого.
– Тебя Иван зовут?
Он кивнул. Ну, наконец-то, хоть какое-то взаимопонимание.
– Ты знаешь, что с моей семьей?
Иван покачал головой.
– А что ты знаешь? Рассказывай!
– Не велено! – тихо ответил он.
– Твою ж мать! – тихо выругался я.
– Идем, отведу к тому, аже может баять! – я покачал головой,
Мы прошли через двор, мимо шныряющих в беспорядке кур и гусей, мимо длинного барака (из покосившихся окон выглядывали любопытные, но испуганные лица) и, наконец, остановились перед небольшим домиком, стены которого еще не упали вопреки всем законам физики. Как я узнал позже, с задней стороны его подперли крепкими бревнами. Внутри этого домика сидел на низкой лавке сгорбленный старик, он вполне мог сгодиться в отцы тому дедку, который встретил меня в лесу вместе с Иваном. Его кожа казалась хрупкой как рисовая бумага, полупрозрачные белесые волосы напомнили мне китайскую лапшу – фунчозу, и я еле-еле успел сдержать смешок. Одет старик был в перевязанный на поясе мешок из-под картошки, иначе не скажешь, такой же грязный и бесформенный.
– Доброго здравия! – тихо сказал Иван и поклонился.
Дед поднял глаза. Они были до того бесцветные, что стало жутковато. Он указал тонким скрюченным пальцем на дверь и тихим голосом проскрипел: «Иван, гряди вон и докамест подожди подле избы». Иван поклонился, попятился и прикрыл за собой дверь. Как только дверь закрылась (среди этих психов мне уже хотелось сказать – затворилась), старик неожиданно твердым голосом без всяких старинных наречий сказал: «Сядь!». Я подчинился и опустился на лавку у противоположной стены.
– Слушай! – начал старик. – Я знаю, кто ты, знаю, кто тебя прислал. Поэтому можешь ничего не говорить. Я здесь главный, и эти ослы, – он махнул в сторону Ивана, ожидающего за дверью, – мне доверяют. Но у нас пропало трое детей, и народ вот-вот взбунтуется. Ты должен их найти, или хотя бы найти виноватых.
На этом он закончил и, казалось, ожидал, что я встану и побегу искать детей. Но я не двинулся с места.
– Подождите! Я ничего не понимаю. Почему я? Я не смогу вам помочь. Я не знаю ни леса, ни вас, ни ваших детей.
– Иван будет твоим проводником. Возьми с собой Алешку, он хороший следопыт.
– Ну, так а этот Алешка не может найти их без меня? Я-то не следопыт!
– Нет! – отрезал старик. – Уходи!
Я вышел на улицу. Иван вопросительно уставился на меня. Я пожал плечами, вздохнул и сказал: «Алешка нужен».
– Обожди, – сказал Иван и убежал в барак.
Я уже стал привыкать к их речи, что мне совсем (отнюдь, черт бы их побрал!) не нравилось. Через пару минут он вернулся на пару с беловолосым парнем лет двадцати, как и сам Иван. Мы, не сговариваясь, двинулись в сторону леса, противоположную той, из которой до этого пришли. Лесная тропинка петляла под густой кроной деревьев, то спускалась в небольшие овраги, то поднималась на холмы.
– Куда мы идем? – спросил не меньше чем через час ходьбы. – У меня вообще-то нога болит.
– Так ты же нас ведешь! – сказал Алешка.
– Я?! Я знать не знаю вашего леса, – вскипел я. – Куда я могу вас вести?! Мне даже никто толком не сказал, что за дети у вас пропали и как.
– Хорошо. Я расскажу, – сказал Алешка. Он, видимо, неплохо владел нормальной речью, но забавно растягивал гласные, особенно «о».
– Не велено! – испугался Иван.
На это Алешка лишь махнул рукой и сел, мы последовали его примеру.
– Пропала моя сестра, – начал он, – поэтому я не могу остаться равнодушным. Кто-то с лихой крамолой восхитил ее ночью, прямо из барака! Прямо перед носом у матушки. Сестре-то всего четыре года от роду. Мать в страшном горе. Я искал, сам искал, но ничего не нашел.
– Я боюсь, что тоже ничего не смогу сделать, – прошептал я, но он будто не слышал.
– Мы решили, что она могла сама пойти ночью в лес, глупая же совсем. Но на следующую ночь пропал еще мальчик, тому уж десять лет. А таче – еще восьмилетняя девочка, дочь моего божатого. Докамест мы не установили еженощный караул окрест домов. Ноли все прекратилось. Но потом Старейшина сказал, что в городе деяти то же самое, и велел никому не ходить по одному, даже взрослым и даже днем. Опосля он принес бесовскую вещицу и велел искать тебя. Вот Михей и Иван тебя и нашли. Старейшина ведает больше нашего, он сказал, что ты поможешь.
Когда он закончил, оба парня уставились на меня, будто теперь я в озарении хлопну ладонью по лбу и достану их детей из-за соседнего дерева. Я покачал головой.
– Нет, парни, я не знаю. Те, кто меня сюда послал, ну, тот мужик на голограмме, ну из этой вашей бесовской штуки, – раздраженно добавил я, глядя на их непонимающие лица. – Так вот, тот мужик, сделал так, чтобы я забыл что-то, но перестарался, и я забыл совсем все. Я только перед тем, как вы меня нашли, вспомнил свое гребаное имя. Я постараюсь вам помочь, но помогите сначала вы мне все это понять! – только теперь я обнаружил, что вскочил на ноги.
Уже начинало темнеть, и нам не осталось ничего другого, как вернуться в деревню. Нас встречали все те же любопытные глаза из окон барака, но когда Иван покачал головой в знак того, что мы ничего не нашли, все глаза разочарованно попрятались. Мне постелили мешок, негусто набитый соломой, прямо на земляном полу дома, где я встречался со Старейшиной. Иван улегся здесь же на жесткой лавке и мгновенно уснул. Как я предполагал, его прислали, чтобы приглядывать за мной. Промелькнула мысль, что спать в этой развалюхе небезопасно, и завтра я могу проснуться под грудой бревен или не проснуться вовсе. Но я загнал эту мысль подальше, сейчас хотелось только вытянуть ноги. Моя вывихнутая нога все еще болела, но я настолько свыкся с этим, что уже почти не чувствовал.
Несмотря на усталость, я долго пытался заснуть, ворочаясь на жестком ложе. Голова была занята совсем не судьбой бедных пропавших детей, а вопросом, о чем таком «остальном» я должен был забыть, если не об этой миссии, и что с моей семьей.
5.Озарение
Утро началось неожиданно. С рассветом меня разбудили петухи и гомон голосов с улицы. Ивана в доме уже не было. Я встал и вышел. Вдалеке у загонов со скотом копошились женщины в длинных платьях, мужики у кромки леса вилами перекидывали сено. В сторону барака бежал парень лет двенадцати, но, заметив меня, резко отшатнулся и сменил маршрут. Несмотря на все обстоятельства, было приятно выйти вот так вот с утра на траву, покрытую росой, услышать кудахтанье куриц вместо гудков автомобилей. Не решившись обратиться с вопросом к косо поглядывающим на меня местным жителям, я справил нужду за избой. Встал подальше от подпорок, сохраняющих эту рухлядь. Готов поспорить на пару тысяч, что эту зиму домик не переживет. Боковым зрением я заметил у другого дома быстро промелькнувшую фигуру. Длинные белесые полупрозрачные волосы не давали возможности ошибиться, однако, скорость, с которой прошмыгнул объект, была нереальной для такого старика. На ходу застегнув ширинку, я ломанулся следом, не зная, что собственно хотел увидеть. В несколько шагов я оказался на нужном месте и заглянул за угол. Старейшина говорил по рации! Без сомнения – по рации. И снова тем твердым голосом без всякого скрипа.
Конец ознакомительного фрагмента.