Пять рассерженных мужей
Шрифт:
— Небось ворованный, — внезапно предположил Даня.
Уж никак не ожидала от него прыти такой. Думала, дремлет по обыкновению.
— Ворованный, — бодро согласился Архангельский, — но с документами.
Судя по молчанию, мужики крепко переваривали эту новость, ещё не зная как к ней отнестись. Все, как один, дружно предпочитали домашний диван да финский унитаз параше и шконке. У них потому и с бизнесом не ладилось, что к воровству слишком много предубеждений было. Да и вялость всех одолела. На здоровый мужской риск был способен лишь мой Евгений,
В воздухе запахло парашей и шконкой.
Молчание подзатянулось, я начала скучать.
Наконец мой Женька обстановку разрядил.
— Дела делами, но пиво-то киснет, — сказал он и мужики оживились.
— Да! Пиво! Пиво! — закричали они.
«Конечно, — подумала я, — уж лучше пивка попить, чем над проблемой голову ломать.»
Подумала и разозлилась. Вот в этом они все: от любой мало-мальской неприятности в негу и удовольствие, сломя голову, кидается наш мужик. Совсем удар не держит. И не хочет держать. Вот Ваня — с Марусей поругается и сразу к пивной, пивом да раками горе своё заедать. Женька мой после всех ссор услаждал себя футболом. Пупс, Тасик, Даня — те вообще в этом смысле уроды, о них и говорить не хочется…
— Выпили все пиво, — страдальчески воскликнул Тасик.
«Вот это настоящее горе!» — проникаясь сочувствием, подумала я.
— Как же, — рассмеялся Евгений.
– Что бы я вам предлагал, если выпили? Ты что Думаешь, я тот дурак из поговорки, которого за бутылкой пошли, так он одну её и принесёт? Нет уж, учёные.
Раздался резкий звук отодвигаемого стула и…
И Женька направился в прихожую.
Глава 9
«Женька направился в прихожу,» — ужаснулась я, сидя у него на пути под дверью кухни.
Тут не могу не погордиться своей ловкостью. Ловкостью и умением сходу нужную скорость набирать. Что ни говори, но мобильности во мне хватает, своему «Мерседесу» сто очков вперёд дам.
Но и Женька мой не лыком шит, тоже шустрый, за малым лбами не столкнулись…
Но все же успела я в гостиную шмыгнуть, а у самой сердце бешено колотится. Так близко он прошёл — услышала запах родной, колени подогнулись. Он тоже, словно моё присутствие учуяв, помедлил, приостановился без видимой причины…
— Так тащи же скорей, не томи душу, — загалдели мужики.
И Евгений заспешил в прихожую к двери, где оставил кулёк с пивом.
Пока они уничтожали пиво, с покрякиванием и поухиванием, я всплакнула, устроившись в гостиной на любимом диванчике Маруси, вспомнила, как мы с Женькой здесь сиживали, да как в кухне в гостях у Вани с Марусей гуливали…
Э-эх! Какие времена! Счастливые, а я их не ценила. Думала, так будет всю жизнь. И вот вам, пожалуйста, все как в песне поётся: «Красивая и смелая дорогу перешла…»
Чур меня, чур! Юлька, что ли, красивая? Урода эта кривоногая? И в подмётки мне не годится.
Конечно не годится. Я и умница, и красавица…
А вон до чего дожила: Женька не меня везёт в кругосветку, а какую-то кривоногую Юльку!
Мою, кстати, Юльку! Лучшую подругу!
Пока я горевала, мужики вновь вернулись к своим замыслам.
— Теперь ты, Тасик, — деловито распорядился Архангельский, — расскажи что там с цехом.
— Все в порядке, — поспешно откликнулся Тасик. — Договор железный, цех наш. В цехе все есть. И строгальные станки и долбёжные. В общем все. Можно сложные изделия делать, а можно простенький погонаж гнать: рейки, плинтусы, обналичку.
— А инструмент, — с важностью осведомился Архангельский.
— Инструмент — это не моё, — угас Тасик.
— В порядке все с инструментом, — подхватил эстафету Женька. — Все достал: и фрезы, и пилы, и резьцы, и все остальное. Много чего. В общем, все по тому списку, который Тасик дал.
«Ага, — подумала я, — значит правильно угадала, зачинщик все-таки Тасик.»
— Отлично, — подытожил Архангельский, — тогда считаем «капусту». Вить, так что там у нас выходит, просвети господ.
По поводу «капусты» Пупс докладывал без должного энтузиазма, но проект новоиспечённого начальника не забраковал.
— Я тут все прикинул, — с профессиональной озабоченностью сообщил он, — если лес поступит за четверть цены, как обещал Иван Фёдорович, если электроэнергию воровать, ну и на зарплате рабочим поприжаться, тогда, думаю, рентабельность в триста двадцать процентов вырисовывается, но пока лишь на бумаге.
«Рисовали на бумаге да забыли про овраги,» — подумала я, безмерно горюя, что не могу с присущей мне прямотой сказать этого вслух.
— С зарплатой не будет проблем, — оптимистично оповестил подельников Тасик. — Когда цех смотрел, с аборигенами пообщался. Это же не Москва. Там, в этой Богом забытой Алексеевке, народ вообще забыл как выглядят «бабки». Натурой друг с другом расплачиваются, — хихикнул он и серьёзно добавил: — За двадцать процентов от московских зарплат обещали горбатиться, как рабы на плантациях.
— А транспортные расходы? — сразу же озаботился умный Пупс.
— Не боись, — успокоил его Архангельский. — В эту, Богом забытую Алексеевку, ветка есть. Прямо вагонами лес подавать и будем. И так же гнать готовую продукцию обратно. Даня на железку имеет выходы, обещал все сомнительные позиции с дорогой утрясти. Да-ня! — зычно разбудил он его. — Подъем!
Даня мгновенно проснулся — вот бы порадовалась Тамарка, которая часами будит его.
— Утрясу, -поспешно заверил Даня.
— Во что это счастье обойдётся? — бухгалтерски въедливо поинтересовался Пупс.
Даня гордо рапортовал:
— Маневровый тепловоз отволочёт вагон со станции назначения к цеху за бутылку, ну, может за две. Бутылку, конечно, не машинисту, а начальнику станции, моему другу. Он выпить не дурак, но больше двух не осилит. Жена строгая.
— Добро, — обрадовался Архангельский.