Пять рассерженных мужей
Шрифт:
«Жалобы на нервозность…»
Ха! Нервозность!
По этому поводу уж наслушалась Юлька чужих жалоб и вот вам, здрасте, теперь имеет, нахалка, свои! Жалуется даже врачам! Дожилась, собственная нервозность её не устраивает! Как же моего бедного Женьку устраивает она?
Однако это были ещё цветочки, в сравнении с тем, что я дальше прочла.
«Жалобы на плохой сон и излишнюю похотливость,..» — прочитала я, и вот тут-то меня окончательно перекрыло.
Сучка, Юлька, мужа моего увела, а теперь ещё и жалуется на свою похотливость?
На это должна жаловаться я!
К сожалению, дальнейшее знакомство с историей болезни не состоялось — в кабинет ворвалась Роза и с необъяснимым возмущением свои бумаги у меня отобрала.
— Как ты смеешь? — закричала она. — Это врачебная тайна!
Такое заявление рассмешило меня.
— Ха! Врачебная тайна! Врачебная тайна, что Юлька нервная истеричка и до безобразия похотлива? Ах, бедняжка, как страдает она! — жалобно пропела я тоненьким голоском, закатывая глаза и крестом складывая на груди руки.
Роза растерялась, я же резко переменилась: с вызовом упёрлась кулаками в бока и грозно заявила:
— От похотливости Юльки страдает уже не она одна, а и все те жены, мужей которых эта тварь соблазнила! Дрянь! Прости Господи! — и я снова закатила глаза.
Передать не могу, как моя добрая Роза была изумлена.
— О какой ты говоришь похотливости? — строго спросила она.
— Об излишней!
— О чьей?
Я психанула:
— Роза, не прикидывайся дурой! О какой похотливости я говорю? О Юлькиной, а какой ещё я могу говорить? Синим по белому в твоих бумагах твоей же рукой написано, что больная жалуется на нервозность и излишнюю похотливость.
С ужасом Роза уткнулась в историю болезни и с облегчением вздохнула:
— Нет там никакой похотливости.
Ох, как я рассердилась!
— Как нет, когда только что читала, чем Юлька страдает твоя! Нервозностью и похотливостью! Истеричная б…дь — это подтвердит любой!
К ужасу моему Роза рассмеялась и сообщила:
— Здесь написано, что больная жалуется на нервозность, плохой сон и излишнюю потливость. Советую тебе научиться читать.
Страшное разочарование испытала я, рассердилась и закричала:
— Советую тебе научиться писать! И вообще, мне по барабану на что жалуется Юлька, меня интересует только её диагноз!
Роза помрачнела:
— Диагноз тебе доверить не имею права. Это врачебная тайна.
В жуткое состояние я пришла. Мигом. Слезы градом покатились, в горле ком, дыхание перехватило…
— Как ты можешь? — падая в кресло и нервно терзая грудь, прорыдала я. — Юлька так подло со мной поступила, а ты скрываешь, что она беременна? Значит её ты любишь больше, чем меня? Она, значит, беременная, а я нет? Её, значит, ты лучше лечила?
Моя добрая Роза сразу расстроилась и расстрадалась.
— Я обеих вас плохо лечила, — тоже рыдая, призналась она. — Но что могла я поделать: у таких жутких эгоистов не бывает детей. Природу не проведёшь. Таких супер-эгоистов она оберегает.
Я была близка к безумию. И это лучшая моя подруга! Утешила! Нечего сказать!
Не стану обременять читателя той речью, которой обременила я Розу. В конце концов она сдалась и выдала мне диагноз Юльки.
— Гормональное расстройство, боюсь, что ранний климакс… Впрочем, анализы крови покажут, — уныло сообщила она, после чего я пришла в восторг.
— Роза! Ты душка! — радостно завопила я, вылетая из её кабинета.
— Только смотри никому не рассказывай! — испуганно крикнула она мне вслед.
— Ты же знаешь меня, конечно никому, — пообещала я, лихорадочно строя планы с кого начать распространение этой приятной новости.
«Первой Тамарке скажу, — подумала я, срывая с места „Мерседес“. — Впрочем, нет, Тамарка слишком бизнесом занята и с достаточной скоростью эту информацию не распространит. Тогда кому же? Скажу Марусе! Нет, Маруся помирилась с Ваней и тоже задачу не осилит. Сейчас её больше волнует любовь. Кому же? Кому же первой рассказать? Ларисе? Нет, Лариса не потянет. Слишком пространно выражает свои мысли, здесь нужна другая скорость. Тосе? Тосе! — решила я. — Тося ради сплетён забросит даже самые важные дела, а скорость у неё сверхзвуковая.»
Только мобильный в руки взяла, чтобы срочно набрать Тосин номер, как раздался звонок. Звонила Тамарка.
— Мама, ты невозможная! — сразу закричала она. — Зачем довела до слез несчастную Юлю?
— Несчастной будет любая, зарящаяся на чужих мужей! — гневно заявила я и тут же свою мысль пояснила: — Её покарает Господь.
Однако, Тамарка не слушала меня, а с напором продолжала:
— Бедняжка прибежала ко мне и жалуется, что ты её преследуешь на каждом шагу.
От наглости такой я едва не задохнулась, но все же достойно ответила.
— Тома, — сказала я, — всего лишь борюсь за свою семью. У нас с Женькой ребёнок, если ты не забыла, а у Юльки только климакс.
— Что? — взревела Тамарка, будто я сказала, что-то очень неприличное. — С чего ты взяла?
— Нутром чую, — заверила я. — Но мне удивительно другое. Как можешь ты Юльку защищать, когда она совершила недостойный поступок?
— Какой? — сдержанно поинтересовалась Тамарка.
Я вторично едва не задохнулась, но чудом осталась жива и даже завопила:
— Какой? А ты не знаешь? Мужа моего увела, да ещё подруг против меня настраивает! Хочет, чтобы я осталась совсем одна.
Тамарка почему-то удивилась:
— Мама, при чем здесь твой муж? Ты говорила про недостойный поступок, который якобы совершила Юлька, так вот я хочу знать — какой?
— Она увела моего мужа, вот какой! Это ясно и коню.
— Мама, побойся Бога, ты так издевалась над Женькой, что назвать Юлькин поступок недостойным может только отъявленный негодяй. Осудить её ни у кого язык не повернулся, напротив, все сочли её благородной.
Дар речи отнялся у меня. Я молчала и думала: «Что делает там с моей Тамаркой эта подлая Юлька, если Тамарка такое несёт — Юльку называет благородной прямо в глаза. Надеюсь, Тома не под дулом пистолета со мной беседует.»