Пять рассказов о Гэллегере
Шрифт:
Ж.: — Жалко, что меня у тебя не украли.
В этот момент открылась дверь и на пороге появился робот, его колесики, шестеренки и прочие детальки быстро кружились под прозрачным корпусом. Гэллегер взглянул на него и тут же зажмурился, обливаясь холодным потом.
— Убирайся! — рявкнул он. — Будь проклят день, когда я тебя сделал. Твои крутящиеся кишки доведут меня до безумия.
— Ты лишен чувства прекрасного, — оскорбился робот. — На вот, я принес тебе пиво.
— Гмм… — Гэллегер взял из руки робота пластиколбу и жадно приник к ней. Холодный напиток с мятным вкусом приятно освежил горло. — А-ах! — вздохнул он, садясь. — Немного лучше. Совсем немного…
— Может, сделать тебе укол тиамина?
— У меня от него уже аллергия, — мрачно ответил Гэллегер. — Я одержим демоном жажды. — Он посмотрел на орган. — Может…
— К тебе какой-то полицейский.
— Какой-то… кто?
— Полицейский. Он ждет уже довольно долго.
— Да? — сказал Гэллегер и посмотрел в угол возле открытого окна. — А это что?
Штуковина походила на машину. Гэллегер разглядывал ее с интересом, с удивлением и с некоторым остолбенением. Не было никаких сомнений — он сам построил этот чертов ящик. Сумасшедший изобретатель Гэллегер именно так и работал. У него не было никакого технического образования, но по воле случая его подсознание было наделено истинной гениальностью. В трезвом виде Гэллегер был совершенно нормальным, хоть и несколько сумасбродным, но когда на просцениум выходило его демоническое подсознание, могло произойти все что угодно. Именно в пьяном угаре он сделал этого робота, а потом несколько дней пытался определить, для чего тот должен служить. Как выяснилось, он был почти бесполезен, но Гэллегер оставил робота у себя, несмотря на то, что тот обладал мерзкой привычкой: все время торчал перед зеркалом, с гордостью и самодовольством разглядывая свои металлические внутренности.
«Снова-здорово», — подумал Гэллегер, а вслух произнес: — Еще пива. И побыстрее.
Когда робот вышел, Гэллегер стащил свое худое тело с дивана, подошел к машине и с любопытством осмотрел ее. Машина не была включена. В открытое окно уходили какие-то светлые гибкие провода толщиной в палец, они неподвижно висели над краем ямы, там, где должен был находиться его двор. Заканчивались они… Гмм! Гэллегер втащил в комнату один провод и внимательно осмотрел его. Заканчивался он металлическим соплом и был полым. Странно.
Машина была метра два длиной и более всего походила на кучу металлолома. Во хмелю Гэллегер отличался склонностью к импровизации и, если не мог найти подходящего провода, хватал то, что попадалось под руку, будь то пряжа или вешалка для одежды. Это означало, что качественный анализ вновь созданной машины был нелегким делом. Что, например, означала эта нейлоновая утка, обмотанная проводами и сидящая на старой вафельнице?
— На этот раз, кажется, пронесло, — рассуждал Гэллегер. — Похоже, я ни во что не вляпался, как обычно. Ну, где там пиво?!
Робот торчал перед зеркалом, зачарованно разглядывая собственное нутро.
— Пиво? А, вот оно. Я на минутку остановился, чтобы взглянуть на себя.
Гэллегер наградил робота крепким ругательством, но банку взял. Он продолжал разглядывать стоявшее под окном устройство, его лошадиное лицо с торчащими скулами кривила гримаса изумления. Интересно, что она умеет делать?..
Из большой камеры — бывшего помойного ведра — выходили тонкие трубки. Ведро было сейчас плотно закрыто и лишь зигзагообразный провод соединял его с небольшим генератором или чем-то в этом роде. «Нет, — подумал Гэллегер, — генераторы должны быть больше. Как жалко, что у меня нет технического образования. Как же все это расшифровать?»
В машине было еще много всего, например, серая металлическая шкатулка. Гэллегер попытался вычислить ее объем в кубометрах и получил сто, что, конечно, было ошибкой, поскольку каждая сторона шкатулки была не более десяти сантиметров.
Крышка шкатулки была закрыта. Гэллегер временно отложил эту проблему и занялся дальнейшим осмотром. Загадочных устройств оказалось довольно много, а под конец он заметил диск сантиметров в десять диаметром и с канавкой по ребру.
— И все-таки, что она делает? Эй, Нарцисс!
— Меня зовут не Нарцисс, — обиженно ответил робот.
— У меня голова болит от одного взгляда на тебя, а ты еще хочешь, чтобы я помнил твое имя, — рявкнул Гэллегер. — Кстати, у машин и не должно быть имен. Ну-ка, иди сюда.
— Слушаю…
— Что это такое?
— Машина, — ответил робот, — но ей далеко до моей красоты.
— Надеюсь, она полезнее тебя. Что она, по-твоему, делает?
— Глотает землю.
— Ага. И потому на дворе дырка.
— Двора-то нет, — напомнил ему робот.
— Есть.
— Двор, — заявил робот, не совсем точно цитируя Томаса Вулфа, — это не только двор, но также и отрицание двора. Это встреча в пространстве двора и в пространстве его отсутствия. Двор — это конечное количество грязной земли, это факт, детерминированный отрицанием себя.
— Ты сам-то понял, что намолол? — спросил Гэллегер, желая и сам это узнать.
— Да.
— Отлично. Ну, хватит болтать о грязи. Я хочу знать, зачем я сделал эту машину.
— Вопрос не по адресу. Ты меня выключил на много дней и даже недель.
— Да, помню. Ты торчал перед зеркалом и не давал мне побриться.
— Это был вопрос артистической интегральности. Плоскости моего функционального лица гораздо конкретнее и экспрессивнее твоих.
— Слушай, Нарцисс, — сказал Гэллегер, стараясь держать себя в руках, — я пытаюсь узнать хоть что-нибудь. Могут понять это плоскости твоего хренова функционального мозга?
— Разумеется, — холодно ответил Нарцисс. — Я ничем не могу тебе помочь. Ты включил меня только сегодня утром, перед тем, как заснуть пьяным сном. Машина была уже закончена, но не включена. Я прибрал дом и принес тебе пиво, когда ты проснулся, как всегда, с похмелья.
— Ну так заткнись и принеси мне еще.
— А что с полицейским?
— О-о, совсем забыл. Гмм… Пожалуй, лучше поговорить с этим типом.
Нарцисс тихо вышел, а Гэллегер подошел к окну и еще раз взглянул на невероятную дыру. Почему? Откуда? Он попытался вспомнить, разумеется, без толку. Его подсознание, конечно, знало ответ, но надежно хранило его. Ясно было, что он не сделал бы эту машину без важной причины. Впрочем, так ли? Его подсознание обладало собственной логикой, причем довольно своеобразной и запутанной. Нарцисс, например, был всего лишь консервным ножом.