Пять шагов по облакам
Шрифт:
— Послушай, — сказала врачиха. — Тебе не пятнадцать лет, и ты не бездомная кошка. Тебе тридцать… — она заглянула в карточку, — пять, и ты писательница.
Мелисса вздрогнула и уставилась на нее.
— У тебя что, муж урод?
— Н-нет, не урод.
— Или ты с ним не спишь?
— Сплю, — повинилась Мелисса.
— А тогда почему не может быть? Если ты спишь с мужчиной, то в свои тридцать пять лет ты должна примерно представлять себе, что от этого бывают дети. Ты что, не представляла?
— У меня бесплодие! — закричала Мелисса. —
— Да это все в карточке написано, — хладнокровно сказала врачиха. — Ты же тогда у нас на учете была! Или забыла?
Ничего она не забыла, это невозможно забыть!..
— Тогда почему у тебя истерика? Я не понимаю. Если хочешь делать аборт, делай, но я бы тебе не советовала. Все-таки ты не девочка уже, и наступит ли новая беременность, неизвестно. Я бы советовала тебе рожать. — И она снова нацелилась на свою ручку, чтобы продолжать писать.
Мелисса смотрела на нее и медленно, очень медленно осознавала масштаб случившегося.
Вряд ли врачиха ее обманывает. Вряд ли она ошибается. Вряд ли ошибаются все — и тест, и врачиха, и она сама, потому что в последний месяц с ней явно творилось что-то странное. Она, конечно, о ребенке и не думала, потому что знала, что «этого не может быть», но вдруг есть?!
Вдруг?!.
— Поверь мне, — опять начала врачиха, — никогда не будет подходящего времени. Всегда будут несделанные дела, нерешенные вопросы и упущенные воз можности. Никто не собирается рожать детей сейчас, но все собираются годика через два или три. Но если ребенок уже есть, имеет ли смысл от него избавляться?!
— Избавляться?! — вскричала Мелисса. — Да что вы такое говорите?! Да как вы могли подумать?! Да я ни за что!.. Никогда!..
Тут ей померещилось, что сейчас, в этом кабинете, ее опять заставят сделать аборт, и она вскочила, метнулась к двери и выбежала бы, если бы врачиха ее не удержала.
— Тю-ю! Прыткая какая! Ку-уда! А ну, сядь! Сядь, кому говорю!
Мелисса отрицательно помотала головой, держась за дверную ручку.
— Тебе, девушка, лечиться нужно, — строго сказала врачиха. — У невропатолога. Курс пройти. А то ребеночек выйдет нервный! Ты что?..
При слове «ребеночек» Мелисса присмирела, посмотрела на открытую дверь, тихонько притворила ее и вернулась на стул. И улыбнулась.
— У меня ведь не может быть детей, — тихо сказала она. — Если у вас карточка, в ней должно быть написано.
— У меня карточка десятилетней давности, повторяю. За десять лет что угодно могло произойти!
— Но мне сказали — никаких надежд!
— Да мало ли что тебе сказали! — фыркнула врачиха. — Сказали ей! Кто тебе сказал, господь бог?! Только он знает, есть надежда или нет ее, а кроме него, разве кто-нибудь что-нибудь знает?!
Сознание как будто по капле впитывало новость, в которую Мелисса до конца еще не поверила. Капли падали, губка намокала, вот-вот промокнет совсем, и капли опять польются наружу, и придется смахивать их с плексигласа, которым был накрыт стол и календарь со снегирем.
— Значит,
Теперь ей нужно срочно идти к Василию, и больше никуда ей идти не нужно!
— Анализами не пренебрегай, ты не девочка, тебе нужно будет за собой последить. Вот и вот. Кровь сдашь натощак. Ну, а если в платную хочешь, то и скатертью дорога! Может, оно и лучше, потому что у нас народу всегда много, это сегодня ты так удачно попала. — Врачиха положила перед ней исписанные листки, подумала и спросила: — Так я и не поняла, ты рада или не рада?
Мелисса посмотрела на нее. Потрясение оказалось слишком сильным, и говорить ей было сложно.
— Я и сама не знаю, — призналась она. — Я… не ожидала.
— Так, — то ли согласилась, то ли не согласилась врачиха. — Ну, значит, ты рада. Будем так считать. Книжку-то подпишешь мне? Ох, нравятся мне твои книжки! Мы всей поликлиникой читаем! Новую когда ждать?
Мелисса нацепила на лицо улыбку, которая означала «даешь знаменитость». Улыбка вышла кривоватой, но все же кое-как получилась.
У нее будет ребенок?! У нее?! Маленький, теплый, пахнущий чистотой, требовательный, орущий, сморщенный, красный — ее собственный?!
— Новая книжка будет в конце месяца, — отрапортовала она и перестала улыбаться улыбкой знаменитости. — Давайте скорее, я подпишу! Конечно, подпишу, Галина Дмитриевна!
— Ого! Ты даже знаешь, как меня зовут!
Мелисса выхватила из сумки ручку, Васькин подарок, уронила кошелек, полезла за ним под стол и оттуда, из-под стола, спросила еще раз, не выдержала:
— А вы точно не ошибаетесь?
— Я сорок лет работаю, — отрезала врачиха. — Я не ошибаюсь.
— Точно?!
— Подписывай! — прикрикнула та. — Муж скоро приедет! И не психуй так, это нехорошо. И для тебя нехорошо, и для ребенка. И если куришь, бросай, придется пока воздержаться.
Мелисса вышла из поликлиники в тепло и ровный закатный свет летнего вечера и влезла в свою машину.
Она не будет психовать, это нехорошо для нее и для ее ребенка!..
Она опустила козырек и посмотрелась в маленькое зеркальце, приклеенное с той стороны. В зеркале отразилась она сама, такая же, как всегда, только бледная немного. Мелисса повернулась сначала правой стороной, а потом левой, и еще посмотрела. Нет, ничего особенного. Ни на лбу, ни на щеках у нее не было написано, что она теперь ждет ребенка.
Мелисса вернула козырек на место, посмотрела прямо перед собой, повертела головой, а потом осторожно опустила глаза вниз.
Живот, а на животе майка. Тоже, в общем-то, ничего особенного.
Глаза начали косить от напряжения.
Не может быть, чтобы там, под майкой, внутри нее был ребенок. Ее собственный ребенок, непонятно откуда там взявшийся.
Нет, в теории понятно, а головой — не осознать.
Мелисса потрогала живот. Это есть, но этого не может быть, какая замечательная формула!..