Пять сказок о молодцах-удальцах

Шиповских Игорь

– Ох, и устал же я Кузьминична,… замучила ты меня,… затаскала по всяким лавкам. Покой мне теперь нужен,… не привык я к таким переходам… – бессовестно заявляет он ей, и уже глазки прикрыл, подремать собрался.

– Ах, Алёшенька, касатик,… да прости ты меня,… не учла я этого,… ты уж не серчай, лежи, отдыхай,… а я тебе сейчас отобедать приготовлю… – сердобольно отвечает ему Матрёна, да сию же секунду, лишь плед на него накинула, умчалась на кухню. А Алёшенька в плед укутался, усмехнулся, и задремал. А чего же ему хитрецу не дремать-то, ведь всё по его вышло. Его приветили, обогрели, накормили, одежду купили, и теперь ему осталось лишь обобрать легковерную хозяйку и дело с концом. Но только он решил с этим не спешить, а растянуть удовольствие на подольше. Насладиться моментом, так сказать. Ну, когда ещё такая простодушная барыня ему попадётся. А меж тем, пока он беззаботно дремал да сны приятные видел, Матрёна обед ему приготовила, на стол накрыла, и давай его будить.

– Вставай касатик,… поешь милок… – ласково позвала она. Алёшенька нехотя встал, до стола добрался, откушал, что ему приготовлено было, зевнул во весь рот, и как ни в чём небывало опять в свою комнатушку отправился. Спать ему снова захотелось, и это не смотря на то, что он до этого уже час с лишним продремал. Ну а Матрёна только радуется.

– Вот и молодец,… вот и хорошо,… поспи, милок, сил наберись… – хлопочет она подле Алёшеньки, устраивая его на перине. А он в одеяло завернулся, головой в подушку уткнулся, и тут же уснул. Да так, что до самого утра и проспал.

Ну а на следующие утро всё повторилось точно в таком же порядке. Но только на этот раз, Матрёна вместо одёжных лавок повела его по кондитерским и понакупила ему всяких разных сладостей. Не преминула она зайти и в магазинчик с дорогими безделушками. Купила ему серебряную брошь для галстука да золотую цепочку под часы. В общем, баловала Алёшеньку как могла, лишь бы он не печалился. Ах, бедная Матрёна Кузьминична, она-то ведь его уже как за своё дитя посчитала и угождала ему словно родному. Им-то с мужем бог детей не дал. Как-то не получилось. А тут на тебе, такой ладный паренёк объявился, да ещё и с ангельским именем. Вот она и старалась, холила и баловала его от души.

А вечером всё по-прежнему вышло, поел Алёшенька, позевал, глазками похлопал, и опять спать отправился, а к Кузьминичне снова Любушка пожаловала. И вновь они за столом расположились, сидят, чай пьют да разговоры разговаривают. Матрёна с ней своими новостями делится, про Алёшеньку рассказывает. Про то какой он пригожий, какой покладистый, и как он ей позволяет кормить его да одевать. А сама рада довольнёхонька, что ей теперь есть о ком заботиться. Ну а Любушка её слушает, головой кивает да всё поддакивает.

– Ну и повезло же такую отраду повстречать,… так глядишь, и станет он вам на старости лет помощником верным да утешеньем добрым… – поддерживает она разговор, а сама про себя думает, – Это что же за парень такой, что я второй раз прихожу, а он всё спит и спит. Может, больной какой?… Надо бы его лекарю показать,… никак хворый бедолага… – сморщив лобик, размышляет она. А Кузьминична знай себе, всё про него рассказывает, да остановиться никак не может. И вот опять уже время к полуночи близиться. Но только уж теперь Любушка заметила, что темнеет и домой засобиралась. Распрощались они, условились на завтра встретиться да разошлись с благими намерениями ко сну отойти.

4

Так у них с того вечера и повелось. Как Любушка к Матрёне Кузьминичне придёт так они допоздна про Алёшеньку только и говорят. Уже и неделя прошла, а за ней и другая, а они лишь о нём и беседуют. И надо же такому быть Любушка за всё это время Алёшеньку так ни разу и не видела. Она, как ни придёт, а он всё спит и спит. И вправду, совсем заспался Алёшенька, отъелся, потолстел, щёки надулись, вот-вот лопнут.

Да ладно бы только это, так он ещё и абсолютно обнаглел. И то ему не так и это не эдак. А Матрёна аж из себя выходит, всё старается ему угодить. С утра кашки наварит, блинов напечёт, а он проснётся, нос воротит и творога со сметаной требует. Ох, и изводит он Матрёну придирками своими. А если гулять идут, так он уже и извозчика заказывает, пешком идти никак не хочет. И каждый новый день норовит по-новому одеться.

– Надоел мне сюртук,… купи костюм с жилеткой,… и что же это у меня одна цепочка без часов торчит,… часы мне купи,… да и башмаки лаковые не забудь… – настаивает он, заставляя Матрёну раскошелиться. И конца и края его наглым придиркам не видно. То он шёлковые портки запросит, то еды самой вкусной затребует. А кушать так за двоих стал, наестся и лежит делать ничего не желает, только спит да зевает.

Вот и сегодня наелся он до отвала, пузо сверх меры набил и как обычно в свою комнатку поспать пошёл. Лег, лежит с боку набок еле переворачивается, пристраивается, чтоб ему поудобней было, а заснуть-то сил нет. То ли чего бодрящего съел, то ли что ещё ему помешало, но только уснуть никак не может и всё тут. А время-то идёт, уже и Любушка пришла, и они с Матрёной по своему обыкновению на кухоньке присели и беседовать затеялись. Матрёна как всегда про Алёшенькины обновки рассказывать начала и радуется. Любушка её слушает, улыбается, а про себя дивиться.

– Как же так?… Живёт он у неё всего-то ничего, а уж, такую власть над ней взял. Всё-то она для него делает,… и то покупает и этим-то кормит,… вот бы на него хоть одним глазком взглянуть,… что же это за чудо такое… – думает она и всё на дверь поглядывает, может хоть сегодня он спать не будет, а пред ней появится. И ведь как в воду глядела.

Алёшенька у себя лежит, не спит, ворочается и краем уха слышит, что на кухне разговор про него идёт. И говорят-то вроде негромко. Так, всего-то ропот тихий. Однако чем дольше ему не спиться, тем громче ему этот ропот кажется. И вот уже чудиться Алёшеньке, словно на кухне раскаты грома стоят, невтерпёж ему стало.

Конец ознакомительного фрагмента.