Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки
Шрифт:
Взятки были настолько обыденным делом, что их брали порой с целью обмануть чужое правительство, поставляя ему неверные сведения или вводя в заблуждение обещанием помощи. Графа Панина, министра Екатерины II, подозревали в том, что он получил деньги от Фридриха II с тайного согласия царицы, чтобы таким образом войти в доверие к прусскому королю и заранее быть осведомленным в его намерениях.
Подкупы, как подчеркивал анонимный автор трактата "Замечания об обязанностях посла" (1730 г.), крайне важно производить таким образом, чтобы скрыть источник происхождения денег. Это в интересах и того, кто подкупает, и того, кого подкупают. Английские разведчики очень хорошо усвоили мысль, что значительно проще и (при прочих равных условиях) дешевле давать взятки вельможам и министрам, которые и сами склонялись к внешнеполитическому курсу, устраивавшему Лондон, чем подкупом привлекать на свою сторону противников такого курса. Это правило, правда, не касалось тех государственных деятелей, чьи симпатии и антипатии целиком определялись количеством золота, которое они получали из иностранных столиц. В этих случаях, как англичане убедились на горьком опыте,
В практику британской разведки входил и подкуп чужих шпионов. Так, Хенбери Уильяме, когда он в 1750 г. был послом в Берлине, старался переманить на английскую службу ирландца, бывшего прусским шпионом в России и давно не получавшего жалованья от своих прежних нанимателей.
В XVII в. говорили, что война обязана питать войну. То есть добыча, взятая у неприятеля, и контрибуция, наложенная на мирное население, должны покрывать военные расходы. Французская разведка нередко исходила из убеждения, что шпионаж должен питать шпионаж. Трактирщики и содержатели игорных и публичных домов и другая подобная им публика не только сами состояли на службе в полиции, но и были обложены специальной данью, шедшей на содержание шпионов-дворян.
В XVIII в. на смену придворным интриганкам приходит тип профессиональных шпионок. Французское правительство постоянно подсылало к иностранным дипломатам своих агентов-женщин. Так, за герцогом Дорсетским, бывшим послом во Франции в 80-е годы XVIII в., было поручено шпионить актрисе Бачелли.
Впрочем, грань между профессионалами и дилетантами была зыбкой. Английская секретная служба широко использовала в качестве своих агентов молодых аристократов, путешествовавших для пополнения образования и приобретения светского лоска по европейским столицам. Принятые в высшем свете, эти отпрыски знатных семейств ловили слухи, пытались получить доступ к секретам через своих любовниц, не брезгуя при этом, как свидетельствует скандальная хроника тех лет, ни сутенерством, ни сводничеством.
В основном к середине века британская секретная служба освободилась от династических забот и от прежних внутриполитических обязанностей в борьбе за власть в Англии и тем самым получила большую свободу рук в действиях за рубежом. Отнюдь не ограничиваясь задачами сбора информации, вмешиваясь в борьбу за власть в других странах, английская агентура участвует в подготовке дворцовых переворотов к вящей выгоде британского капитала.
Одной из предпосылок успешной деятельности английского посла в качестве главы разведывательной организации было влияние, которым располагал этот дипломат у себя на родине. Без этого, как правило, не удавалось получить в достаточной степени независимость в действиях. Ждать по каждому поводу инструкций из Лондона при тогдашних средствах связи и бюрократической рутине, царившей в канцеляриях Уайт-холла, значило обрекать на неудачу любое дело, где требовались быстрые решения. К тому же влияние нужно было и для того, чтобы получить достаточные средства для ведения разведки. А на них нередко в Лондоне скупились даже в тех случаях, когда посла посылали на его пост прежде всего как представителя секретной службы.
Иногда дипломатические должности давались в награду за успешное выполнение шпионских заданий. Так, например, капитан Джеймс Деф-риз, поступивший волонтером в армию Карла XII, чтобы сообщать в Лондон о русском походе шведского короля, был потом назначен британским представителем в России, а затем в Данциге.
Нередко, напротив, в функции дипломатов входило только обеспечение быстрой пересылки донесений шпионов, над которыми послы не имели никакой власти и могли даже не знать их подлинных фамилий. Каналами связи служили также английские торговые дома. При отправлении по почте шпионский текст писали невидимыми чернилами, иногда по краям газетного листа.
Английские министры и послы не раз пытались превратить в своих агентов дипломатов других стран. Так, Болингброк пользовался для этой цели услугами саксонского посланника в Лондоне - "тщеславного и лживого гасконца", который получил за свои услуги 300 ф. ст. Задачей саксонского дипломата было разведывать намерения и интриги "немцев и других" во время переговоров о заключении Утрехтского мирного договора. Через несколько десятилетий другой саксонский посланник - Флемминг сослужил аналогичную службу герцогу Ньюкаслу. В 30-х годах XVIII в. английский посол в Париже граф Джеймс Уолдгрейв в числе многих своих агентов имел также шведского посланника, передававшего все услышанное от французских министров, и бывшего представителя саксонского курфюрста. Лорд Уолдгрейв получил от французского правительственного служащего 10 шифров, заплатив 100 луидоров за каждый из них.
...Как и многие другие учреждения, французская полиция при Людовике XV, видимо, не очень хорошо знала свое дело. Во всяком случае, ее внимание ни разу не привлекла одинокая фигура мужчины, ночью часами слонявшегося по окраинам версальского парка, пока ему не встречался другой незнакомец, явно опаздывавший на назначенную встречу. (В деловой корреспонденции английский посол в Лондоне горько сетовал на неаккуратность своего контрагента и на крайне унизительные для высокопоставленного дипломата томительные ожидания.) Французским сыщикам было бы совсем небесполезно выяснить, кем являлся таинственный незнакомец, ради встречи с которым лорд Уолдгрейв был готов на утомительные ночные прогулки. А свидания, которые так ценил английский посол, назначал ему граф Франсуа де Бюсси, немаловажное лицо во внешнеполитическом ведомстве. Он работал на английскую разведку с 1734 г. Начав с вознаграждения в 240 ф. ст., Бюсси с каждым годом запрашивал все большую и большую мзду, иногда за мало стоившую информацию. И тем не менее "агент 101" получал требуемое, а порой даже сверх того, поскольку в ряде случаев сообщал в Лондон сведения, имевшие для английского министерства первостепенное значение. Выторговав ежегодное содержание в 2 тыс. ф. ст., Бюсси получал от главы английского кабинета герцога Ньюкастла на деле плату в 2300 ф. ст. Кроме того, Бюсси особо оплачивались известия чрезвычайной важности. С 1733 по 1740 г. граф положил в карман за них дополнительно 5500 ф. ст. За это время Бюсси успел побывать дважды в Лондоне: в 1737 г. со специальной дипломатической миссией, а в 1740 г. уже как официальный французский представитель на дипломатических переговорах. За свое трехлетнее пребывание в Лондоне он успел сообщить своим английским нанимателям текст договора между Францией и Испанией, никак не предназначавшийся для любознательного взора британской разведки, секретные инструкции французским губернаторам в Вест-Индии. В 1743 г., вернувшись в Париж, "агент 101" послал уведомление о том, что составлен проект неожиданного объявления войны Великобритании и высадке на английской территории армии под командованием прославленного полководца маршала Мориса Саксонского и в Шотландии - главы якобитов принца Карла Эдуарда. Шансы на успех вторжения были в это время наибольшими за все столетие. В Лондоне стали принимать экстренные меры, а Бюсси было сразу выдано 2 тыс. ф. ст. После заключения мира в 1748 г. шпионская карьера Бюсси закончилась (он уже был достаточно богат и не желал рисковать, как в былые годы), чего никак нельзя сказать о его дипломатической деятельности. В 1749 г., сумев завоевать расположение всесильной маркизы Помпадур, граф получил пост заместителя министра. В 1758 г. по поручению министра иностранных дел и фактического главы французского правительства герцога Шуазеля Бюсси посетил Лондон, но не возобновлял своих старых связей с британской разведывательной службой. Английские собеседники тоже не напоминали о прошлом, лишь злоязычный Уильям Питт-старший заметил, что Бюсси был "вряд ли столь же целомудренным, как Пенелопа". Бюсси ушел в отставку в 1767 г., получив большую ежегодную пенсию в 21 тыс. ливров, что соответствовало 920 ф. ст. Это было значительно меньше, чем ему платили англичане, но зато получение пенсии не было связано с небезопасными встречами на задворках версальских садов. Бюсси умер в 1780 г., и современники остались в неведении относительно его истинного лица.
К периоду войны за австрийское наследство (1740-1748 гг.) и позднее Семилетней войны (1756-1763 гг.) относится активность английского разведчика Джорджа Креснера, "неутомимого мистера Креснера", как с легкой иронией называл его лорд Кейт, посол в Вене. Фигура Креснера является особо красочной иллюстрацией того типа британских дипломатов, для которых их официальный статус служил лишь удобной вывеской для шпионажа. По крайней мере с 1745 г. Креснер пересылал разведывательные донесения из Голландии. В 1747 г. он получил назначение на пост английского представителя в Льеже, а через восемь лет был переведен в Кельн, откуда в 1759 г. его изгнали наступавшие французы. После этого Креснера снова перебросили в Нидерланды, причем в переписке указывалось, что в создавшейся обстановке наилучшим прикрытием будет аккредитование его при голландском правительстве. В 1763 г. Креснер-уже посланник при имперском сейме в Регенсбурге, позднее занимает такую же должность в Кельне и Майн-це. Однако по крайней мере до конца 60-х годов все эти посты были лишь ширмой, скрывавшей подлинную деятельность Креснера, который был руководителем крупной шпионской организации, собиравшей информацию о Франции, ее армии, флоте, финансах. В числе агентов, которых Креснер использовал еще в 40-х годах, были некий шевалье Гийом Этзлер и доктор Фоконе. Во время войны за австрийское наследство не менее 72 французов являлись агентами английской секретной службы. Напротив, версальский двор не имел на территории Англии ничего, что хотя бы отдаленно напоминало такую разведывательную сеть.
Не все шпионы стремились прямо получать плату звонкой монетой. Так, например, некоторые из бывших якобитов готовы были работать на английскую разведку за право вернуться в Англию (что иногда было связано и с возвращением их владений). Так, граф Меришел получил это право, своевременно сообщив о заключении Францией и Испанией в 1761 г. так называемого Третьего семейного союза.
Как и прежде, в задачу британского поота зачастую входил шпионаж не только против страны, при правительстве которой он был аккредитован, но и против соседних государств. Так, лорд Стейр, будучи послом в Париже, имел шпионов в ряде стран (например, в Испании в 1720 г. некоего Уилкинса). Английский посланник в ганзейских городах Уич нанял шпиона в Дрездене Якоба Дейлинга, которому платил 60 ф. ст. в год. Английские контакты с государствами Северной Африки (включая алжирских пиратов) во многом были связаны со стремлением получать информацию о передвижениях французского флота в Средиземном море. Поскольку речь шла о шпионаже, проводившемся дипломатическими ведомствами, роль резидентов, как правило, брали на себя послы. Лишь в редких случаях разведчики поддерживали прямые связи с министерством иностранных дел в Лондоне.
Когда, особенно в недружественных столицах, в деятельности британских послов главным становилось их участие в тайной войне, они приобретали репутацию разведчиков, прикрывшихся дипломатическим иммунитетом. Подполковник Роберт Кэмпбелл, отправленный в 1757 г. в Стокгольм с целью дипломатического зондажа, должен был доложить начальству, что шведы рассматривали его как "шпиона с верительными грамотами". Бывали и еще более досадные казусы. Британский посол в Петербурге во время Семилетней войны (1756-1763 гг.) Чарлз Хенбери Уильяме считался ходатаем по делам союзника Англии - прусского короля Фридриха II и с полным на то основанием, так как настойчиво пытался подкупить всех способных помочь ему в этом, начиная с супруги наследника престола - будущей Екатерины II. Поэтому Уильяме совсем напрасно жаловался в письме в Лондон, что злые языки советовали императрице Елизавете Петровне смотреть на него "более как на прусского шпиона, чем на английского посла".