Пять строф 20 века
Шрифт:
тело прикрыто одеждой.
Синий рассвет голубеет слегка,
ветви колышутся в небе.
Чу, отодвинулась шторка слегка,
смотришь, живой ты, не в склепе.
Вдохновенье
Природа, влюбленность – всегда вдохновенье,
мужские улыбки, их вид…
Они так прекрасны своим дуновеньем,
снимая усталость обид.
Любое
на импульсах тайных флюид,
находит свое отраженье, свеченье,
и строчками в вечность летит.
Бываю влюбленной в природу мгновенно,
явленья – частички души.
И если встречаю тебя, непременно
душа мне воскликнет: «Пиши!»
Пока ненадолго, на час или годы,
ловить тебя буду в мечтах.
Немного волненья, немного погоды,
возможно, сверкнешь ты в речах!
Идет вдохновенье до кончиков пальцев,
когда я кого-то люблю,
потом вышиваю стихи, как на пяльцах.
Узоры: люблю – не люблю.
Первое марта
Мелькает снежок за окошком,
снежинки стучатся в дома.
Стряхнула я шапку как кошку,
весна в марте – это зима.
Снимаю я все верхние вещи,
надев свой рабочий халат.
Работа сжимает как клещи,
со мною чертежный мой клад.
Спокойно у кульмана сяду,
возьму желтый свой карандаш,
так двадцать шесть лет скоро кряду
невольно железу отдашь.
Смешно, но работе я рада,
пусть много волнений, забот.
Финансы в работе награда,
они не придут без хлопот.
Слегка рыжеватые блестки
здоровых, красивых волос.
Сережки блестят, словно слезки.
К работе готова я, босс.
Броня возраста
Снега безбрежные растаяли,
сияет солнце от души.
С тобою врозь. И это тайна ли,
что мы лишь врозь и хороши?
Весна теперь нам не попутчица,
живем, друг друга не браня.
Есть ангел маленький и лучница?
Нет, давит возраста броня.
Мы равнодушно – холостые,
дела обычные вершим.
Земные радости простые
нас веселят. Мы не грешим.
Сверкает солнце, наслаждается
своей весенней красотой.
Душа моя в тебе нуждается.
Ты говоришь мне: "Нет, постой!"
Твой взгляд
весной глаза твои полны.
Ты в равнодушии раскаялся
на гребне солнечной волны.
Рокот голоса
Обернулся мужчина, почувствовав взгляд,
взор его был прекраснее снега.
Кепка в сторону смотрит, как снежная прядь,
но в душе его не было брега.
Он довольно силен и спокоен наряд.
Взгляд сверкнул, отводясь ненароком.
Он почти недоступен, а может быть, свят,
отношения с ним будут пороком.
Говор – рокот его растопил снег и май,
обнажилась листва изумрудно.
Его внешность подвластна поэтам и снам.
Наши встречи нам помнятся смутно.
Развернулась листва, да хороший апрель,
зелень май поглотил снегопадом,
будто кто-то с водою смешал акварель.
Мокрый снег на меня томно падал.
Мелко, мелко трепещут листочки осин,
мелкой рябью волнуются воды.
Но развозит нас в стороны бодрый бензин,
словно вновь разбегаются годы.
Забытый снег
Апрель весною развернулся,
май снег просыпал на листву.
Мужчина нервно повернулся.
Снежинки в воздухе плывут.
Меня узнал сквозь холод снега,
своих белеющих волос.
Когда-то нам светила Вега.
В любовь уйти не удалось.
Он элегантен, как обычно.
Растерян взгляд былой любви.
Себя взял в руки и привычно
заговорил. Слов не лови.
Он засверкал, засеребрился,
стал, словно ива у воды.
Причесан. Вовремя побрился.
Но сколько, же в словах беды.
Бывает в мае зелень лета,
Летает снег забытых дней.
Кругом тепла, весны приметы,
страдания любви длинней.
Завод
Три ели при входе подобны ракетам,
войдешь – проходная своих и гостей.
Портреты висят озаренные светом,
висят объявления наград, почестей.
На улице здание чернеет квадратом,
как космос далекий, что манит в ночи.
Зайти в это здание так многие рады,
здесь любят работу. Пройди, помолчи.
Рабочих увидишь, что так виртуозно