Пять веселых повестей
Шрифт:
Раньше Дима был очень веселым. То есть с виду он всегда был серьезным, но именно оттого, что он шутил с очень серьезным видом, всем было особенно смешно. Он умел затевать такие интересные дела, до которых и я бы никогда не додумался. Ну, как, например, здорово он меня разыграл, посылая все время таинственные записки с подписью «ТСБ», что означало, оказывается, просто-напросто «Твой старший брат».
Да, мой старший брат… Раньше он очень любил меня воспитывать, руководить каждым моим шагом и делать мне замечания. Это меня очень раздражало. Я, помнится, мечтал о том, чтобы Дима раз и навсегда позабыл о моем существовании. А вот сейчас, когда он и правда
Дима всегда был очень сознательным. После десятилетки, перед самым нашим отъездом в Заполярск, он получил аттестат зрелости с отличием (вот уж чего мне никогда не увидеть, как ушей своих!). Мама всем с гордостью рассказывала об этом, хоть раньше иногда стеснялась, что у нее уже такой взрослый сын. Иногда, когда мы шли втроем - мама, Дима и я, - люди, то ли желая сделать маме приятное, а может, и всерьез, говорили: «Это ваш брат?» Мама бывала довольна, а я тут же заявлял: «У нее нет братьев! Это ее сын, Дима!»
Хоть Дима и закончил десятый класс «по первому классу», он сразу сказал, что не будет пытаться поступать в институт, а два года «крепко поработает». Теперь он готовился пойти на обогатительную фабрику, где, по словам папы, его ждали «не какие-нибудь детские игрушки, а самые настоящие дела!».
Но я боялся, что в том настроении, в каком он был, Дима с «самыми настоящими делами» не справится. Мы еще не успели вещи распаковать, а Дима уже полетел на почту и дал Кире телеграмму, чтобы она знала, куда ей нужно писать. А потом он по десять раз в день выбегал на лестницу и заглядывал в почтовый ящик, хоть прошло еще совсем мало времени и письмо до Заполярска дойти никак не могло. Ну, разве нормальные люди так поступают?
Я помнил рецепт, вычитанный в старом журнале у бабушки Витика-Нытика: чтобы влюбленный человек успокоился и перестал страдать, ему ничто не должно напоминать о «предмете любви». Диме ничто и не могло напомнить об этом «предмете», кроме писем, которые через некоторое время, к несчастью, должны были уже появиться.
Мой старший брат, ко всему еще, стал очень рассеянным. Открывая и закрывая все время почтовый ящик (хотя и через круглые дырочки было прекрасно видно, что внутри ничего нет), Дима то и дело терял маленький медный ключик.
Папе это в конце концов надоело. Он часами, пока ключик разыскивали по всей квартире, не мог добраться до свежих газет, которые очень любил читать и не просто брал в руки, а прямо-таки жадно хватал, как только они появлялись.
– Давайте сделаем так, - предложил однажды папа, - выберем ответственного за почтовый ящик. Так сказать, заведующего… И пусть этот «золотой ключик» всегда хранится у него. Пусть он вынимает всю корреспонденцию и раздает ее по назначению.
И тут мне в голову пришла блестящая идея! Я по привычке, как в классе, когда хотел первым ответить на вопрос учителя, поднял руку:
– Можно я буду заведующим?
Никто не возражал. Только папа в шутку предупредил:
– Смотри, Буратино, чтобы какие-нибудь там кот Базилио и хитрая лиса Алиса не вытащили у тебя этот «золотой ключик»!
– Папа весело щелкнул меня по носу, который вовсе не был таким длинным, как у Буратино. И за этот самый короткий нос меня не очень-то легко было провести.
– Будьте спокойны! У меня не вытащат!
– бодро заверил я, вступая в должность «заведующего почтовым
Я как раз вовремя вступил на эту ответственную должность, потому что через несколько дней, заметив сквозь дырочки в ящике что-то светло-сиреневое и вытащив оттуда конверт с круглыми штемпелями, я узнал по обратному адресу, что это письмо от Киры Самошкиной.
Тогда я приступил к выполнению своего блестящего плана: пошел на кухню и спрятал письмо под газету, которой была накрыта кухонная полка. На этой полке лежала старая посуда, которая досталась моей маме в наследство от ее мамы, была всем очень дорога, и поэтому ею никогда и никто не пользовался. «Здесь письмам будет спокойно, - решил я.
– Дима не будет получать их, забудет о Кире - и снова станет нормальным человеком!»
Конечно, можно было и просто рвать Кирины послания на мелкие клочочки. Но я подумал: «А вдруг там что-нибудь важное? Нет уж, рвать их на мелкие клочочки я не буду… Пусть полежат, отдохнут немного после долгой дороги, а когда Дима уже совершенно излечится (в журнале Витькиной бабушки было написано, что «время - это лучший лекарь»), тогда я отдам ему все эти письма, и он прочтет их с легкой усмешкой на губах…»
«С ПИОНЕРСКИМ ПРИВЕТОМ!»
Первая партия наших самодельных этажерок, столов и стульев была готова! По моему предложению к каждой вещи была приклеена табличка с надписью: «Мебельный цех «С пионерским приветом!»». Такое название цеха было очень удачно: сядет человек на стул - и будет знать, что мы его приветствуем; облокотится на стол - и тоже вспомнит о своих молодых пионерских годах.
Но вот директор мебельного магазина, оказывается, вовсе не хотел, чтобы мы его приветствовали, и не встретил нас тем радостным восклицанием, о котором я упоминал в своей корреспонденции. Нет, он не закричал от счастья: «Ах, каких инициативных ребят воспитывают московская школа и московский пионерский отряд!» Наоборот, он очень долго сомневался, покачивал головой и говорил, что нам бы хорошо отправить свою мебель не в магазин, а на выставку «Умелые руки». Но мы объяснили ему, что делали свои этажерки, столы и стулья не для выставок, а для людей: чтобы им было на чем сидеть, на чем пообедать и куда поставить свои книжки.
Через несколько дней к нам в школу прибыла целая комиссия. Она долго оглядывала и ощупывала нашу «готовую продукцию», стучала по этажеркам, в полном составе садилась на стулья, наваливалась на столы с такой силой, что я думал, они треснут и разлетятся по кусочкам. Но они не треснули и не разлетелись.
– Давайте, давайте!
– подзадоривал комиссию Ван Ваныч.
– Можете даже на стол с ногами забраться и попрыгать на нем для проверки, хотя в жизни это делают довольно редко… Наша продукция проверку на прочность выдержит!
И она действительно выдержала. Авторитетная комиссия заявила, что «в порядке временной меры» нашу мебель можно продавать, но по очень низкой цене.
– Вот и прекрасно!
– воскликнул я.
– Мы ведь отдаем ее совсем бесплатно: нам ничего, ну, просто ничегошеньки не нужно! И люди будут довольны: качество высокое, а цена низкая! И вообще про нашу мебель еще в газетах заметку напишут, вот увидите!
Комиссия сказала также, что наша продукция, наверно, подойдет для молодежных общежитий, но что сперва надо все это «проверить на покупателе». Стало быть, мебель собирались выставить в магазине и посмотреть, как к ней отнесется покупатель: бросится ли на нее сломя голову или, наоборот, сломя голову в сторону отскочит?