Пять зернышек апельсина
Шрифт:
Когда я просматриваю свои заметки о Шерлоке Холмсе за период с 1882 по 1890 год, я нахожу так много интересных и необычных дел, что просто не знаю, какие выбрать. Правда, некоторые из них уже были описаны в печати, а другие не дали Холмсу возможности выказать те удивительные способности, которыми он обладал в столь высокой степени и которые я поставил себе целью охарактеризовать в настоящих записках. Кое-какие из этих дел не поддавались даже его анализу и в пересказе явили бы собою повести без развязки, тогда как иные были распутаны лишь частично, и объяснение
Под 1887 годом значится длинный список более или менее интересных дел. Все они записаны мною. Вот некоторые из них: «Пэредол Чэмбер», Общество Нищих-Любителей, имевших роскошный клуб в подвальном помещении большого мебельного магазина; факты, связанные с гибелью британского парусника «Софи Эндерсон», удивительные приключения Грайса Петерсонса на острове Юффа и, наконец, Камберуэллское дело об отравлении. В последнем случае Шерлок Холмс, заводя часы покойника, убедился, что часы были заведены всего за два часа перед этим. Отсюда он заключил, что умерший лег спать приблизительно в это самое время, — вывод, имевший огромное значение для раскрытия преступления. Все эти дела я, может быть, опишу когда-нибудь позже, но ни одно из них не обладает такими своеобразными чертами, как те необычайные события, которые я намерен сейчас изложить.
Стоял конец сентября, и осенние бури свирепствовали с неслыханной яростью. Целый день завывал ветер, и дождь так громко барабанил в окна, что даже здесь, в самом сердце Лондона, этого огромного творения рук человеческих, мы невольно отвлекались на миг от привычной повседневности и ощущали присутствие грозных сил разбушевавшейся стихии, которые, подобно запертым в клетку диким зверям, рычат на смертных, укрывшихся за решетками цивилизации. К вечеру буря разыгралась сильнее; ветер в трубе плакал и всхлипывал, как ребенок.
Шерлок Холмс мрачно сидел у камина и приводил в порядок свою картотеку, а я, расположившись напротив, так углубился в чтение превосходных морских рассказов Кларка Рассела, что мне стало казаться, будто этот шторм застиг меня в океане, а шум дождя — ни что иное, как рокот морских волн. Моя жена гостила у тетки, и я на несколько дней устроился в нашей старой квартире на Бейкер-стрит.
— Послушайте, кажется, звонят, — сказал я, взглянув на Холмса. — Кто может прийти сегодня? Кто-нибудь из ваших друзей?
— Кроме вас, друзей у меня нет, — ответил Холмс. — А в гости ко мне никто не ходит.
— Может быть, клиент?
— Если так, дело должно быть очень серьезное. Что может заставить человека выйти па улицу в такую погоду и в такой поздний час? Но, скорее всего, это какая-нибудь кумушка, приятельница нашей хозяйки.
Однако Холмс ошибся, потому что в прихожей послышались шаги, и кто-то постучал в нашу дверь. Холмс протянул свою длинную руку и повернул лампу от себя так, чтобы свет падал на пустое кресло, предназначенное для посетителя.
— Войдите! — сказал он.
Вошел молодой человек лет двадцати двух, изящно одетый, с некоторой изысканностью в манерах. Зонт, с которого ручьем текла вода, и блестящий от сырости длинный непромокаемый плащ свидетельствовали о непогоде, Вошедший тревожно огляделся, и при свете лампы я увидел, что лицо его бледно, а глаза распухли, как у человека, подавленного тяжким горем.
— Я должен перед вами извиниться, — произнес он, поднося к глазам золотое пенсне. — Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивым. Боюсь, что я принес в вашу уютную комнату некоторые следы бури и дождя.
— Дайте мне ваш плащ и ваш зонт, — сказал Холмс. — Я повешу их здесь, на крючок, и они быстро высохнут. Я вижу, вы приехали с юго-запада.
— Да, из Хоршема.
— Смесь глины и мела на носках ваших ботинок очень характерна для тех мест.
— Я пришел к вам за советом.
— Советовать просто.
— И за помощью.
— А вот это не всегда так просто.
— Я слышал о вас, мистер Холмс. Я слышал от майора Прендергаста, как вы спасли его во время скандала в клубе Тэнкервилл.
— А-а, помню. Его ложно обвинили в шулерстве.
— Он сказал, что вы можете раскрыть любую тайну.
— Ну, он преувеличивает.
— По его словам, вы никогда не знали неудач.
— У меня было четыре неудачи. Три раза меня перехитрили мужчины и один раз женщина.
— Но это ничто по сравнению с числом ваших побед.
— Да, обычно я добивался успеха.
— В таком случае надеюсь, что вы добьетесь успеха и в моем деле.
— Прошу вас придвинуть кресло ближе к камину и рассказать подробности дела.
— Дело это необыкновенное.
— Других у меня и не бывает. Я — последняя инстанция.
— И все же, сэр, я сомневаюсь, чтобы вам когда-либо приходилось слышать о таких непостижимых и таинственных событиях, как те, которые произошли в моей семье.
— Вы меня чрезвычайно заинтересовали, — сказал Холмс. — Пожалуйста, изложите нам по порядку основные факты, а потом я расспрошу вас о тех деталях, которые покажутся мне наиболее важными.
Молодой человек придвинул кресло и протянул мокрые ноги к пылающему камину.
— Меня зовут Джон Опеншо, — сказал он. — Но, насколько я понимаю, мои личные дела мало связаны с этими ужасными событиями. Это дело перешло ко мне по наследству, и поэтому, чтобы дать вам представление о нем, я должен вернуться к самому началу всей истории.
У моего деда было два сына: мой дядя Элайес и мой отец Джозеф. Мой отец владел небольшой фабрикой в Ковентри, которую он расширил, когда появились велосипеды. У него был патент на нервущиеся шины «Опеншо», и дело шло так успешно, что он смог продать свою фабрику и удалиться на покой вполне обеспеченным человеком.