Пятая пробирка
Шрифт:
— Ваш мозг выбирает для воспоминаний то, с чем он может справиться, — объяснила она. — Все остальное он или отвергает, или переводит в такую форму, которую могут воспринять эмоции. Это вопрос самосохранения и душевного равновесия, и если подобные защитные механизмы начнут давать сбои, то подлинные эмоции, связанные с травмировавшим вас событием, могут оказаться слишком сильными. Будем следить за этим вместе.
Было решено некоторое время не применять для лечения посттравматического шока медикаменты, пока его симптомы не слишком усложнят жизнь Натали.
Миллвуд дожидался Натали на стоянке у «Френдлис». Эта сеть существовала на северо-востоке уже семьдесят лет и смогла пережить не самые лучшие времена в снабжении продуктами и в обслуживании благодаря своему несравненному мороженому.
— Я не могу объяснить все, что случилось со мной после операции, — сказала Натали, когда они устроились за столиком и начали быстро возмещать потерянные на «бегущей дорожке» калории с помощью горячей сливочной помадки и пломбира. — Что-то изменилось у меня внутри. — Она усмехнулась, показав на видневшийся шрам, и добавила: — Я имею в виду, кроме очевидного.
— Я заметил эти перемены, — согласился Миллвуд. — И Дуг тоже. Мы думали, что привезем домой мрачную, замкнутую, жалеющую себя и жалующуюся на судьбу женщину. По правде говоря, мы бы этому не удивились. Думаю, что, окажись я на твоем месте, я бы выглядел именно так.
— Какое-то время так все и было, — кивнула Натали, — но потом стало меняться. Началось это после того как я переехала от матери к себе. Я размышляла о том, что ничего бы этого не случилось, если бы меня не отстранили от учебы, а меня не отстранили бы, не реши я продемонстрировать Клиффу Ренфро, что такое хороший сострадающий доктор.
— Ты подверглась почти смертельной опасности, — сказал Миллвуд. — Разные люди по-разному реагируют на такого рода травмы. Одни до конца жизни пребывают в сомнениях и страхе, другие обретают полную свободу.
—Доктор Фирстайн считает, что я могла бы постараться все забыть. Нет, думаю, что все произошедшее в Рио помогло мне открыть глаза на себя, на собственные силы и на то, как они действуют на окружающих. Понимаешь, бывает так, что ты слишком много внимания уделяешь некоторым вещам. А я за эти годы, кажется, только этим и занималась. Энтузиазм — замечательная штука, когда он имеет конкретную цель, но когда проявляется беспорядочно, может свести с ума кого угодно.
Миллвуд протянул руку и накрыл ладонь Натали.
—Не могу поверить в то, что слышу, — сказал он.
Натали чувствовала, что по ее щекам текут слезы, но не пыталась вытереть их.
—Я всегда так гордилась тем, что я сильная, и думала, что все, с кем мне приходится сталкиваться, слабее, потому что не отдают делу столько сил и энергии, сколько я. Да, я такая, и не следовало надеяться, что я изменюсь. А теперь, в тридцать пять, с одним легким и всеми доводами, чтобы признать свое поражение, мне просто все равно — сильная я или нет.
—Знаешь, Нат, даже в такое сложное для тебя время, как сейчас, ты много значишь для нас. Гораздо больше, чем кто бы то ни было. Все любят и уважают тебя за преданность делу, хотя, должен признаться, иногда становится страшно, что ты можешь взорваться.
—Я очень постараюсь быть помягче. А ты, если заметишь, что я начинаю злиться или «наезжать» на кого-ни- будь, подай мне знак — почеши нос, например, чтобы я могла дать задний ход. Договорились?
—Договорились. — Миллвуд почесал нос. — Годится?
—Отлично, спасибо! Пока я не привыкну, будешь моим Джимми Крикетом [32] .
—Можешь на меня рассчитывать.
—Кстати, об угрызениях совести. Терри, ты ни за что не догадаешься, что я сделала вчера. Я написала письма с извинениями декану Голденбергу и Клиффу Ренфро без всякой задней мысли. Кажется, я наконец поняла, что сделала неправильно и почему это было неправильно. И еще я просто захотела поблагодарить декана за то, что меня вообще не выгнали из колледжа...
32
Джимми Крикет или Сверчок-Джимми — персонаж мультфильмов У. Диснея, всегда готовый прийти на помощь друзьям.
В глазах Миллвуда вспыхнула искорка.
— Ты говоришь, что написала эти письма без всякой задней мысли?
— Ну да. А что?
Миллвуд выпрямился, сложил руки и в упор посмотрел на Натали.
— Все это не так просто, как кажется на первый взгляд. Я читал эти письма, Нат. Оба. Декан Голденберг интересовался моим мнением, и Клифф тоже. Они написаны очень убедительно и, без всякого сомнения, очень искренне. Ты можешь говорить о том, что в тебе что-то изменилось, но в письмах это чувствуется гораздо сильнее, — Миллвуд сделал многозначительную паузу. — Нат, декан хочет просить дисциплинарную комиссию разрешить ему восстановить тебя в колледже.
Натали вытаращила глаза.
— Ты не шутишь?!
— Я бываю жестоким, но не настолько, чтобы так шутить, он собирается еще переговорить с доктором Шмидтом по поводу твоей ординатуры. Гарантий, конечно, никаких нет, но рассказывал он об этом в довольно оптимистичных выражениях. Я хотел сам сообщить тебе эту новость, и Сэм мне разрешил. С возвращением, коллега!
— О, слушай, это... я... я не знаю, что сказать!
— И не надо. Ты все сказала в своих письмах. Помнишь, на стадионе, когда ты проучила этих ребят из Сен-Клемента, мы говорили о том, что всегда гораздо важнее, кто ты, а не что ты. Здесь главное для всех — найти баланс, и кажется, что тебе это удается. Короче, — он слегка пожал руку Натали, — поздравляю!
— Ну спасибо, Терри! Спасибо, что поддержал меня.
— Да ладно! Есть какие-нибудь просьбы?
— Только одна. Если ты не хочешь доедать свой пломбир...