Пятьдесят оттенков свободы

Джеймс Эрика Леонард

— Ана! — кричит Кристиан.

— Я в ванной, — отзываюсь я, заканчивая чистить зубы. Так намного лучше. Не обращаю внимания на свое отражение в зеркале. Господи, ну и видок у меня! Когда открываю дверь, Кристиан стоит возле кровати. Держит поднос с едой. Он преобразился. Оделся во все черное, побрился, принял душ и выглядит хорошо отдохнувшим.

— Доброе утро, миссис Грей, — бодро говорит он. — Я принес тебе завтрак.

Он выглядит таким по-мальчишески живым и намного счастливее.

Ух

ты! Я широко улыбаюсь, снова забираясь в постель. Он подтягивает столик на колесиках и поднимает салфетку, демонстрируя мне мой завтрак: овсянка с сухофруктами, блины с кленовым сиропом, бекон, апельсиновый сок и английский чай «Твайнингз». У меня текут слюнки. Есть хочется ужасно. Я в несколько глотков выпиваю апельсиновый сок и берусь за овсянку. Кристиан садится на край кровати, смотрит и ухмыляется.

— Что? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Люблю смотреть, как ты ешь, — говорит он. Но я не думаю, что он ухмыляется из-за этого. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — бормочу я.

— Никогда не видел, чтоб ты так ела.

Я вскидываю на него глаза, и сердце мое падает. Рано или поздно нам придется поговорить о ребенке.

— Это потому, что я беременна, Кристиан.

Он фыркает, и рот его кривится в ироничной улыбке.

— Если б я знал, что, обрюхатив, заставлю тебя как следует есть, то, пожалуй, сделал бы это еще раньше.

— Кристиан Грей! — возмущенно восклицаю я и отставляю овсянку.

— Не прекращай есть, — предостерегает он.

— Кристиан, нам надо поговорить об этом.

Он цепенеет.

— А что тут говорить? Мы будем родителями. — Он пожимает плечами, отчаянно стараясь изобразить беспечность, но все, что я вижу, — это его страх. Отодвинув поднос в сторону, я пододвигаюсь к нему на кровати и беру его руки в свои.

— Ты боишься, — шепчу я. — Я поняла.

Он бесстрастно смотрит на меня широко открытыми глазами; от прежней мальчишеской веселости не осталось и следа.

— Я тоже. Это нормально, — говорю я.

— Какой из меня может быть отец? — Голос его хриплый, еле слышный.

— Ох, Кристиан. — Я подавляю всхлип. — Такой, который будет делать все от него зависящее. Как делаем все мы.

— Ана… я не знаю, смогу ли…

— Конечно, сможешь. Ты любящий, ты забавный, ты сильный, ты установишь границы. Наш ребенок ни в чем не будет нуждаться.

Он сидит, оцепенев, глядя на меня, на красивом лице отражается сомнение.

— Да, идеальным вариантом было бы подождать. Подольше побыть нам вдвоем, только ты и я. Но теперь нас будет трое, и мы все будем вместе расти. Мы будем семьей. И наш ребенок будет любить тебя таким, какой ты есть, как и я. Безо всяких условий и оговорок. — Слезы выступают у меня на глазах.

— Ох, Ана, — шепчет Кристиан, голос его полон муки и боли. — Я думал, что потерял тебя. Потом думал, что потерял тебя снова. Когда я увидел, как ты лежишь на земле бледная, холодная и без сознания, я решил, что материализовались

все мои худшие страхи. И вот пожалуйста: ты храбрая и сильная… даешь мне надежду. Любишь меня после всего, что я натворил.

— Да, я люблю тебя, Кристиан, люблю больше жизни. И всегда буду любить.

Он нежно берет мою голову в ладони и вытирает слезы подушечками пальцев. С нежностью смотрит мне в глаза, серые — в голубые, и все, что я вижу, это его страх, изумление и любовь.

— Я тоже люблю тебя, — выдыхает он. И целует меня нежно, как мужчина, который обожает свою жену. — Я постараюсь быть хорошим отцом, — шепчет он у моих губ.

— Ты постараешься, и у тебя получится. И давай уже скажем прямо: другого выхода у тебя и нет, потому что мы с Комочком никуда не денемся.

— Комочек?

— Комочек.

Он вскидывает брови.

— Вообще-то я думал назвать его Джуниором.

— Ну, пусть будет Джуниор.

— Но мне нравится Комочек. — Он улыбается своей застенчивой улыбкой и снова целует меня.

Глава 24

Как бы мне ни хотелось целовать тебя весь день, но твой завтрак остывает, — бормочет Кристиан у моих губ. Он с нежностью смотрит на меня, теперь довольный и улыбающийся, лишь в потемневших глазах — чувственный блеск. Господи. Он опять переключился. Мой мистер Переменчивость!

— Ешь, — мягко приказывает он. Я сглатываю (реакция на его тлеющий взгляд) и осторожно отодвигаюсь назад, чтобы не задеть капельницу. Он подвигает ко мне поднос. Овсянка остыла, но блины под крышкой в самый раз. Вкусные, просто объедение.

— А знаешь, — бормочу я. — Комочек может быть девочкой.

Кристиан ерошит рукой волосы.

— Две женщины, а? — Тревога вспыхивает у него на лице, чувственность пропадает из глаз.

Черт.

— У тебя есть предпочтение?

— Предпочтение?

— Мальчик или девочка.

Он хмурится.

— Лишь бы был здоровый, — тихо говорит он, явно в замешательстве от вопроса. — Ешь, — бурчит он, и мне совершенно ясно, что он пытается избежать этой темы.

— Да ем я, ем… не выпрыгивай из штанов, Грей.

Я исподволь наблюдаю за ним. Беспокойство залегло в уголках его глаз. Он сказал, что постарается, но я знаю, что ребенок его все еще пугает. Ох, Кристиан, я тоже боюсь. Он садится в кресло рядом со мной и берет «Сиэтл Таймс».

— Вы опять попали в газеты, миссис Грей. — Тон горький.

— Опять?

— Писаки просто пересказывают вчерашнюю историю, но факты, похоже, изложены довольно точно. Хочешь прочесть?

Я качаю головой.

— Почитай ты мне. Я ем.

Он ухмыляется и читает статью вслух. Она изображает Джека и Элизабет как современных Бонни и Клайда. Коротко говорится о похищении Миа, моем участии в ее спасении, а также упоминается тот факт, что мы с Джеком находимся в одной больнице. Как пресса раздобыла всю эту информацию? Надо будет спросить Кейт.