Пятерка
Шрифт:
«Ага, — ответили ему. — „Soul Cages“ начинают около половины девятого, „The Five“ будет где-то около десяти. Билет заранее — десять баксов, у дверей — двенадцать. Ожидается классный концерт, приходи».
Джереми сказал, что обязательно, ждет с нетерпением.
Сейчас в той пьесе, что перед ним разыгрывалась, что-то переменилось. Мексиканский дантист наклонился, глядя, как девица-с-хвостом что-то пишет внутри бумажной штучки вроде книжечки спичек. Телефон ему дает? Договаривается о чем-то похлеще приватного танца? Потом целует его в щеку, как будто говорит: «До скорого», и он встает и идет между столами, покачиваясь, к двери. Как только он оказывается снаружи, девица-с-хвостом перемещается
Он выходит наружу, отпускает двери, чтобы они закрылись, но секунду стоит, прижавшись к ним плотно. Если через пару минут выйдет еще кто-нибудь, то выполнение этого задания придется отложить. На парковке стоят одиннадцать машин, пикапов и внедорожников, в том числе его собственная. Цель Джереми идет между машинами, сворачивая направо. Больше думать на эту тему нет времени. Он делает два быстрых шага вперед, пригибается за красной «шеви тахо» и несколько секунд неподвижно слушает молот собственного сердца. Потом крадется за мексиканцем, вынимая из кармана то, что не давал нащупать стриптизерше: тяжелый кусок мыла, завернутый в спортивный носок.
Он смотрит поверх ветрового стекла и видит, что мексиканский дантист стоит рядом с красным «лексусом», перебирая ключи. У Джереми на лице пот: много раз он посылал пулю из снайперской винтовки, много раз встречался с насильственной и внезапной смертью, но никогда ни на кого не нападал, никого не грабил, и ему даже присниться не могло, что придется такое делать. Но пришло время, и надо действовать.
Мексиканец нажимает кнопку на брелоке, и подмигивают огоньки — машина отперта. Джереми встает и устремляется вперед, примериваясь импровизированной дубиной по черепу мексиканца, но не успевает добежать, как кто-то выходит из-за машины самого Джереми, припаркованной напротив «лексуса», и спрашивает:
— Друг, огоньку не найдется?
Мексиканец-дантист поворачивается на звук, несколько путаясь в собственных ногах.
Джереми ждет, зажав носок в кулаке.
— Огоньку? — спрашивает мужик в облегающей футболке и темной бейсболке, с цепью на шее. На отлете держит сигарету.
У дантиста точно огонек есть. Он достает книжечку спичек, которую дала ему девица-с-хвостом, и протягивает ее тому, в бейсболке, и в этот момент появляется третий участник пьесы, человек в темной вязаной шапочке, с каштановыми волосами до плеч. Он возникает за спиной мексиканца и наносит мощный удар по затылку чем-то вроде дубины. Тот не успевает упасть, как двое шакалов уже хватают его и тащат тело через прореху в сетке изгороди в какую-то канаву рядом с темным складом, где возле погрузочных площадок стоят грузовики.
На все уходит несколько секунд. Джереми снова пригибается, затаившись, и обдумывает ситуацию. Значит, девица-с-хвостом дала мужику в бейсболке какой-то сигнал. Спички передавались, чтобы организовать не свидание, а ограбление. Джереми думает, не последний ли вечер девушка работает в клубе, и не могла бы полиция, пока эта девица не натянула стринги и не сделала ноги со своими двумя приятелями, найти еще случаи, когда мужчин оглушали и грабили. Как бы там ни было, а проблема в том, что денежки Джереми украли, пока он тут затаился за чужим «фордом», пытаясь сообразить, что делать.
«Мать их так! — думает Джереми, чувствуя, как растет гнев. — Не дам я им забрать мое».
Они собираются все сделать быстро.
Джереми знает, что у него три единицы оружия: мыло в носке, обретенные в Корпусе умения и фактор внезапности. Если он хочет получить эти деньги, надо сделать работу. Поэтому он движется вперед, стиснув зубы, и когда добирается до порванной сетки изгороди, видит, что они там, в канаве, один обшаривает карманы штанов, другой снимает часы с правой руки.
Один что-то говорит другому, тот в ответ смеется коротко и визгливо.
Но не успевает он затихнуть, как Джереми соскальзывает в канаву и бьет зеленую шапку мылом в висок. Раздается очень приятный звук, будто стукнулись два деревянных бруска. Смеющийся грабитель больше не смеется. Он издает придушенный всхлип, падает, изо рта у него сочится кровь, и Джереми понимает, что откушенный кусок языка попал в горло. Вор в бейсболке поднимает глаза и застывает, но оказывается быстрее, чем можно было подумать, потому что не успел Джереми замахнуться, как вор отскакивает от тела, разворачивается и пускается бежать по канаве, будто за ним гонится ад.
Джереми мгновенно бросается за ним, потому что именно у этого гада бумажник и, если что, все зря.
Вор быстр, сомневаться не приходится — страх придает силы ногам. Но Джереми целеустремлен, и хотя начинает уже ловить ртом воздух, он не даст вору украсть свои деньги. И он догоняет бегущего, хотя не может вогнать в ноги ту силу, что им нужна. Очень давно это было, уже и память не держит — бег по шесть миль под дождем в лагере Пенльтон, изо всех сил.
Но если в Корпусе его чему-то научили, так это цепкости. Вцепиться и не отпускать, пока противник не даст слабину. Канава тянется и тянется, но цепкость Джереми в конце концов дает плоды, потому что вор ломает ритм и пытается взобраться по крутой стене слева. Он тянется, хватается за стебли травы, баскетбольная кроссовка оскальзывается на пыльном бетоне, не находя опоры, и Джереми налетает вихрем. Хрустящий удар мылом по левому колену — и нога подкашивается.
— Ой, не надо, не надо, — говорит парень детским умоляющим голосом, и Джереми думает, что это, может быть, и правда мальчишка, но на самом деле оно без разницы. Значит, выпал мальчику ночной урок.
Джереми стаскивает воришку за цепи на шее. Тот поворачивается и пытается лягнуться здоровой ногой, одновременно нанося удар по касательной в грудную клетку. Ничем хорошим это для него не кончается.
Джереми уходит от кулака, уклоняется от нацеленного в пах колена, а потом бруском мыла наносит удар поперек лица. Хруст — и нос взрывается. Джереми замахивается снова, бьет под черную измазанную бейсболку и по звуку слышит, что, похоже, выбил все передние зубы. Третий удар приходится по плечу, но тут тело опускается, перестав сопротивляться, и вор начинает рыдать и одновременно блевать на дно бесконечной канавы.
— Не надо, не надо, не надо, — говорит мальчишка. Если бы Джереми это уже не слышал, он бы не узнал английскую речь.
Он пытается заговорить. Сперва надо вернуть дыхание. Ребра завтра будут саднить от удара. Он чуть не замахивается своим оружием снова, просто от злости, но потом соображает, что парнишке на один раз урока хватит.
— У тебя бумажник? — спрашивает Джереми.
— Ойблябольно, — доходит неразборчивый ответ.
— Бумажник, ты, сучонок! Где?
Дрожащая окровавленная рука отрывается от лица, копается в кармане и вынимает тощий кусок кожи. Джереми берет его, достает деньги и понимает, что это не бумажник мексиканского дантиста, а собственный этого воришки: в нем вшивые три купюры, в темноте не разглядеть какие.