Пятизвездочный теремок
Шрифт:
– Кисонька, ты что, прикидываешься? – спросила я.
– Нет, – чуть не плача, ответила девочка, – па… маша… па… и им… ц…
Я опешила.
– Ну… убедились? – злорадно спросила Валентина. – Она не могла назвать фрукты!
– Фрукты? – повторила Киса. – Где они?
Воспитательница схватила один муляж:
– Вот.
– Нет, – засмеялась Киса, – это не яблоко! Не фрукт! Это… па… О! Папье-маше! Вспомнила. Яблоко вкусное, сочное, пахнет приятно. А от муляжа воняет клеем, он пачкается, у вас пальцы в краске. Разве вы фрукт держите? Это папье-маше!
Я прикусила губу. У Кисы конкретное мышление, и она права. Сейчас воспитательница положила на стол вовсе не сочное яблоко.
Валентина открыла рот, а Кисуля продолжала:
– Грушу я съем с удовольствием, а то, что вы достали, жевать не стану. И вам не стоит. Отравитесь.
– Кисонька, представь, что это настоящие фрукты, – сдавленным голосом попросила я, – скажи нам громко, как они называются?
– Это даже малыши знают, – засмеялась Киса, – банан, яблоко… Дальше надо?
– Спасибо, милая, – поблагодарила я и посмотрела на Валентину: – Первоклассница, которая справедливо говорит, что перед ней имитация из папье-маше, а не настоящие фрукты не может считаться ребенком с неразвитым интеллектом. Она просто забыла слово «папье-маше».
– Зато я хорошо помню, из чего его делают. Старые газеты или другая бумага, клей. Поэтому оно так противно пахнет, – заявила Киса.
– Ребенка надо показать психиатру, – не сдалась Горкина.
– Вас не устраивает правильное объяснение состава папье-маше? – уточнила я.
– Девочке требуется психиатр, – пошла вразнос Валентина, – я не могу оставить ее в кружке. Сумасшедшие агрессивны. На вопрос о родителях девочка сказала, что ее родная мать умерла, она живет у отца, а воспитывает ее лампа, которую Киса очень любит. Бред!
Киса подняла вилку, которой ела салат, и показала на меня:
– Верно. Она Лампа.
– Слышали? – торжествующе осведомилась Горкина. – Вы лампа! Здорово, да? Интересно, какая? Настольная, люстра, торшер? И, как больная, вилкой размахивает! Того и гляди глаза нам выколет!
– Уважаемая госпожа Горкина, – постаралась спокойно говорить я, – мое имя Евлампия, друзья и члены семьи называют меня просто Лампа. Родная мать Кисы, к сожалению, скончалась. Девочка – дочь моего мужа, я ее удочерила. Киса верно объяснила: ее воспитывает Лампа. Не электрическая. Не керосиновая. Не газовая. Просто имя такое. Ваши занятия мой ребенок посещать не станет. До свидания.
– Ну… я не знала… – забубнила Валентина, – побоялась, что сумасшедшая на кого-нибудь накинется… Но раз она с головой дружит, я допускаю ее в кружок. Пусть завтра…
– Валентина, – перебила я Горкину, – Киса к вам больше не придет!
– Занятия бесплатные.
– Спасибо, нет.
– Стоимость обучения азам искусства включена в путевку.
– Спасибо. Нет, – повторила я.
– Ребенок должен посещать центр!
– По какой причине? – изумилась я.
– Вы должны научить девочку ценить деньги. Раз мать их потратила, нужно получить знания.
– Извините, мы хотим пообедать, – отрезала я, – вдвоем.
Валентина встала.
– Из-за таких, как вы, страдают другие постояльцы. Дети должны находиться на огороженной территории центра. Иначе они бегают, орут, мешают нормальным людям отдыхать. От шума и гама у всех мигрень начинается.
Я встала.
– Кисонька, поехали домой. Поедим где-нибудь в ресторане.
Девочка вскочила, мы пошли к двери.
– В люксе поселились, так на всех им, богачам, плевать! – крикнула нам в спину воспитательница. – Детей эгоистами растят. Поплачете, когда она вам стакан воды перед смертью не подаст. Да уж поздно будет слезы лить-то.
Глава 2
Не успели мы войти в номер, как Киса кинулась к холодильнику и вытащила оттуда бутылку минералки.
– Держи, Лампуша.
– Спасибо, пить не хочется, – удивилась я, не понимая, с чего вдруг Киса решила меня напоить.
– Я всегда дам тебе стакан воды, – затараторила девочка, – и вообще все отдам. Хочешь мой пазл из пяти тысяч кусков?
– Ужас! Мне такой ни за что не сложить, – испугалась я.
– Я тебе обязательно с картинкой помогу, – заверила Киса. – Лампа, ты же не умрешь?
Я обняла ее.
– Нет.
– Никогда?
Есть вопросы, на которые не стоит давать честный ответ.
– Буду жить вечно!
Киса ухмыльнулась.
– Правда, воспитательница дура?
– Не надо грубо говорить о людях, – остановила я ее.
– Дурака нельзя называть дураком? – уточнила малышка.
– Нет, – после короткой паузы ответила я, – лучше найти более вежливые слова.
– И как вести себя с Валентиной Марковной? – поинтересовалась Киса. – Что произнести, если хочешь сказать: «Тетя, вы дура»?
Я вздохнула.
– Лучше промолчать, проглотить фразу.
Кисуля постучала себя по груди кулачком:
– А если внутри прямо вулкан кипит! Почему она меня умственно отсталой назвала?
Я опять обняла малышку.
– Думаю, ей надо объяснить так: «К сожалению, Валентина Марковна, вы склонны к поспешным выводам, которые делаете, не имея достаточного количества информации о человеке». В этом случае нет ни злобы, ни раздражения, есть лишь констатация факта.
– Констатация факта? – заморгала Кисуля. – Это что?
Я пустилась в объяснения.
– Если свинью назвать свиньей, а козу – козой, это не оскорбление. Коза и есть коза, свинья есть свинья. А вот когда козу обзывают свиньей…
Я открыла бутылку и стала пить прямо из горлышка. Чем старше становится Киса, тем более сложные вопросы она задает.
– Поняла! – подпрыгнула девочка. – Стол – он стол. Дура – она дура. Назвать дуру дурой это не обида, а констатация факта. Точка! Я пошла складывать вещи.
Весело распевая, Кисуля умчалась.