Пятница, когда раввин заспался
Шрифт:
— Тюрьма не ахти какая, но, к счастью, другая нам и не нужна, сказал он. — Кажется, это одна из старейших кутузок в стране. Здание построили ещё в колониальные времена, и первоначально тут размещалась ратуша. Разумеется, иногда его перестраивали и ремонтировали, но фундамент и большинство опор сохранились. А в камеры провели электричество, поставили унитазы и раковины. Но это — все те же старые каморки, построенные ещё до гражданской войны.
— А где питаются заключенные? — спросил раввин.
Лэниган усмехнулся.
— Тут редко бывает больше одного узника, разве что в субботу
— И ваши задержанные сидят в этих камерах до суда?
— Нет. Если мы решим предъявить вашему другу обвинение, его доставят к судье уже завтра, и, коли тот сочтет нужным оставить его за решеткой, Бронштейна перевезут в Линн или Сейлем.
— А вы намерены предъявить обвинение?
— Это зависит главным образом от окружного прокурора. Мы ознакомим его со всеми уликами, возможно, ответим на несколько вопросов, и тогда он примет решение. Вероятно, прокурор захочет задержать его не за убийство, а как важного свидетеля.
— Когда я смогу поговорить с ним?
— Да хоть сейчас. Ступайте к нему в камеру, а если хотите, то в мой кабинет.
— Если не возражаете, я побеседую с ним наедине.
— Пожалуйста, рабби. Я попрошу привести его и оставлю вас, — Лэниган усмехнулся. — Ведь у вас нет с собой никакого оружия? Напильников и ножовок?
Раввин с улыбкой похлопал себя по карманам. Лэниган подошел к двери, крикнул, чтобы задержанного привели в кабинет, и выскользнул в коридор, прикрыв за собой дверь. Мгновение спустя вошел Бронштейн.
Он выглядел гораздо моложе своей жены, но раввин объяснил для себя это обстоятельство разницей в состоянии здоровья, а не в возрасте. Тем не менее, он был немного сбит с толку.
— Разумеется, я благодарен вам, рабби, но готов пожертвовать чем угодно, лишь бы наша встреча состоялась в каком-нибудь другом месте.
— Конечно.
— Знаете, я поймал себя на мысли, что радуюсь смерти моих родителей и своей бездетности. Я не мог бы смотреть в глаза близким даже после того, как полиция найдет виновного и отпустит меня.
— Понимаю вас, но и вы должны понимать, что беда может постучаться в любую дверь. От неё застрахованы только покойники.
— Но все это так безобразно…
— Любая беда безобразна. Не изводите себя этими мыслями, лучше расскажите мне о девушке.
Бронштейн помолчал. Вскочив со стула, он принялся мерить шагами комнату, стараясь то ли совладать с чувствами, то ли привести в порядок мысли. А потом его словно прорвало.
— Прежде я никогда её не видел, могу поклясться в этом на могиле матери.
— Если бы вы согласились назвать полицейским её имя…
Бронштейн резко тряхнул головой.
— Поступив так, я помешаю разводу. Ее могут даже лишить родительских прав. Не волнуйтесь, если дело и впрямь дойдет до суда, и моя судьба будет зависеть от показаний этой женщины, она подаст голос.
— Вы встречались с ней каждый четверг?
— Да, кроме трех последних недель. По правде говоря, наши свидания начинали тяготить её. Она вбила себе в голову, что её муж нанял соглядатаев.
— Стало быть, вы познакомились с девушкой, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту.
— Не буду кривить душой, рабби. Платоническая дружба не входила в мои планы. Я познакомился с девушкой в ресторане «Прибой». Кабы полиция хотела раскрыть убийство, а не пришить его мне, давно расспросила бы официанток и посетителей, и они бы сказали, что видели, как девушка сидела за одним столиком, а я — за другим, и как я подошел к ней, чтобы представиться. Все видели, что я подбивал клинья. Но потом, когда мы поели и малость поболтали, я понял, что девушка напугана, и не на шутку, однако изо всех сил старается не подавать виду и быть веселой. По-моему, это значит, что она предчувствовала беду.
— Возможно. Во всяком случае, это заслуживает внимания.
— Мне стало жаль её. Я даже забыл, что хотел приударить за девчонкой. Она больше не интересовала меня с этой точки зрения, и мне хотелось только приятно провести вечер. Мы поехали в Бостон и сходили в кино, — Бронштейн помолчал и, внезапно решившись, подался вперед, понизил голос, будто боялся, что его подслушают, и скороговоркой продолжал: — Поведаю вам то, что скрыл от полиции, рабби. Серебряная цепочка, которой её задушили. Это я купил её девушке перед походом в кино, прости меня, господи.
— Вы не сказали об этом полиции?
— Совершенно верно. По собственной воле я не выдам им ничего такого, что можно будет обратить против меня. Судя по тому, как велся допрос, они ухватятся за эту цепочку и докажут, что я весь вечер вынашивал планы убийства. Я и вам-то о ней рассказал лишь затем, чтобы вы поняли, что я не вру.
— Хорошо. Куда вы отправились потом?
— После кино заглянули в ресторан, отведали оладий с кофе, а затем я отвез её домой. Подъехал прямо к двери, остановился, ни от кого не прячась.