Пятница, когда раввин заспался
Шрифт:
Доктор Перлштейн вскочил со стула и бросился на помощь своему приятелю Элу Бекеру:
— Мои больные по десять раз на неделе спрашивают меня, можно ли принимать те же пилюли, которые я прописывал им в прошлом году, или лекарства, которые пьют их знакомые при схожих симптомах. И мне все время приходится объяснять, что добросовестный врач прописывает лекарство каждому конкретному пациенту в зависимости от состояния его здоровья.
— Всех одной клизмой не накачаешь, док! — крикнул кто-то, и Перлштейн засмеялся вместе с остальными.
— Я хочу сказать, что Эл Бекер прав. Никто не утверждает, будто раввин у нас бездарный или недобросовестный. Вопрос в другом: такой ли раввин нужен нашей конгрегации именно сейчас? Его ли прописал нам врач с учетом нашего теперешнего самочувствия?
— Да, только ведь на свете не один врач!
Поднялся гвалт, и Вассерману пришлось стучать ладонью по столу.
Слова
— Слушайте, ребята, — сказал он, — какой смысл обсуждать этот вопрос? Когда речь идет о какой-нибудь идее или проекте, дело другое: тут чем больше говоришь, тем яснее становится картина. Но если вы перемываете кому-то косточки, препирательства приведут разве что к обидам. Все мы знаем раввина. Все мы знаем, нужен он нам или нет. Давайте прекратим прения и проголосуем.
— Правильно!
— Поддерживаю предложение!
— Ставьте на голосование!
— Минуточку! — раздался трубный глас, и все присутствующие тотчас узнали утробный рык Эйба Кассона, участника доброй сотни разных политических сходок и митингов, благодаря которым его голос приобрел и мощь, и раскатистость. — Прежде чем вы начнете голосовать, позвольте в нескольких словах оценить создавшееся положение. — Эйб встал со стула и, выйдя вперед, повернулся к собравшимся. — Не собираюсь давать отзывов на работу нашего раввина, но выскажусь по вопросу общественной деятельности, затронутому моим добрым другом Элом Бекером. Как вам известно, когда католический епископ назначает священника в приход, тот работает там, пока его не отзовет все тот же епископ. Если кому-то из прихожан этот священник не нравится, пожалуйста, меняйте приход. В разных протестантских храмах дело обстоит иначе. В каждом из них — свои правила найма и увольнения священника, но протестанты обычно не выгоняют пастора, если он не сделал ничего плохого. Причем проступок должен быть действительно серьезный. — Эйб Кассон чуть понизил голос и заговорил по-простецки. — Я уже почти десять лет занимаю должность председателя республиканского комитета графства и, смею утверждать, мне известны умонастроения наших нееврейских друзей и соседей. Они не понимают, по каким принципам мы нанимаем и увольняем раввинов. Они не понимают, почему спустя двадцать минут после приезда раввина в городе возникают партии его сторонников и противников. Они не понимают, почему прихожане не любят раввина из-за фасона шляпки, которую носит его жена. Но для нас это — в порядке вещей. Как человек, всю жизнь занимавшийся политикой, я знаком с положением дел во всех храмах и синагогах Линна и Сейлема, да и в большинстве бостонских тоже. Стоит прийти новому раввину, как приятели прежнего тотчас смыкают ряды и противостоят ему. Так уж мы, евреи, устроены. Иноверцы этого не понимают. А значит, если мы уволим раввина, они первым делом подумают, что на это была очень веская причина. Какая же причина может прийти им в голову? Давайте разберемся. Несколько дней назад на нашем заднем дворе была найдена убитая девушка. Как вам известно, раввин сидел в своем кабинете наедине с собой. Его машина была на стоянке, и в ней нашли сумочку убитой. И вы, и я, и полицейские, все знают, что раввин не мог совершить это преступление…
— А почему не мог? — спросил кто-то.
И наступила мертвая тишина. Многие присутствующие и сами втайне задавались этим вопросом. И вот один из них озвучил их мысли.
Но Кассон дал достойный отпор.
— Тому, кто произнес эти слова, впору устыдиться. Я знаю присутствующих. Ни один из вас не может всерьез думать, что это страшное злодеяние совершил раввин. Как руководитель предвыборной кампании нашего окружного прокурора, я имею некоторое представление о его умонастроениях и о версиях, которые разрабатывает полиция. Заявляю вам: они не допускают и мысли о том, что девушку убил раввин. Но, — Кассон многозначительно поднял палец, — нельзя сбрасывать со счетов и его. Не будь он раввином, его считали бы главным подозреваемым. — Он вытянул руку и принялся загибать пальцы. — Во-первых, в его машине нашли сумочку девушки. Во-вторых, он был на месте преступления. В-третьих, он — единственный человек, о присутствии которого там нам доподлинно известно. В-четвертых, о том, что раввин был в кабинете, мы знаем только с его слов. В-пятых, никаких других подозреваемых нет. — Кассон выразительно оглядел собравшихся. — И вот, спустя два дня вы хотите уволить раввина. Тоже мне общественная работа! Что подумают твои друзья-иноверцы, Эл, когда узнают, что через два дня после после того, как раввин стал подозреваемым в деле об убийстве, конгрегация уволила его? Что ты им скажешь, Эл? "Ой, да не потому мы его уволили. Просто он ходил в мятых штанах". Так?
Эл Бекер встал со стула. Спеси у него явно
— Слушайте, я ведь ничего не имею против раввина лично. Я хочу, чтобы вы это поняли. И пекусь я только о благе храма. Кабы я думал, что увольнение раввина склонит чашу весов не в его пользу, и он окажется впутанным в дело об убийстве… то есть, он уже впутался, но, если бы я знал, что его положение усугубится, то и сам сказал бы «нет». Но всем нам прекрасно известно, что полиция не может всерьез думать, будто он причастен к делу, и не станет шить раввину убийство только потому, что мы его уволили. А если не уволим, придется терпеть его ещё целый год.
— Минуточку, Эл, — снова подал голос Кассон. — По-моему, ты не понимаешь. Меня не волнует, как полиция отнесется к раввину. Я пекусь о храме и приходе. Кое-кто может сказать, что мы думаем, будто он виновен, вот и уволили его. А ещё они скажут: ну и компашка собралась у них в раввинате, если одного из его членов ничего не стоит заподозрить в убийстве. Другие подумают, что подозревать раввина нелепо. И решат, что евреи не доверяют друг другу и готовы изгнать своего духовного вожака лишь на том основании, что его подозревают. В нашей стране, где человек считается невиновным, пока не доказано обратное, на такое решение посмотрят косо. Понимаешь, Эл? Я о нас забочусь, а не о раввине.
— И все равно я не буду голосовать за его новый контракт, — упрямо проворчал Бекер и уселся, сложив руки на груди и всем своим видом давая понять, что более не намерен принимать участие в обсуждении.
— Из-за чего сыр-бор? — сказал ещё один заседающий, приглашенный Бекером, чтобы проголосовать против раввина. — Я понимаю Эйба Кассона и понимаю Эла Бекера. Чего я не понимаю, так это с какой стати мы должны принимать решение именно сегодня. На той неделе будет ещё одно собрание. Полиция нынче расторопная. К следующему заседанию дело, может статься, закроют. Предлагаю отложить этот вопрос. Как бы худо ни сложились обстоятельства, у нас в запасе ещё одно заседание.
— Если обстоятельства и впрямь сложатся худо, нам не будет нужды проводить ещё одно заседание, — угрюмо ответил Кассон.
17
Вассерман был совершенно уверен, что раввин проиграет, и теперь не мог скрыть облегчение.
— Поверьте мне, рабби, — сказал он. — Виды на будущее гораздо радужнее, чем прежде. Кто знает, что произойдет за неделю или две? Допустим, полиция не схватит виновного. Неужели вы думаете, что мы позволим отложить вопрос ещё раз? Нет уж, теперь я топну ногой. Скажу им, что нельзя заставлять вас ждать и терять время, которое вы могли бы употребить на поиск нового места. Уверен, они согласятся, что это справедливо. Но, даже если полиция поймает преступника, все равно Элу Бекеру не удастся собрать такое же число сторонников на следующее заседание. Поверьте, я знаю этих людей. Мне и самому приходилось увещевать их явиться на собрание. Во второй раз этот номер у Эла не пройдет. А если будут только завсегдатаи, мы наверняка победим.
Раввин явно был обеспокоен.
— У меня такое чувство, словно я навязываюсь им. Может, мне следовало бы подать заявление об уходе? Не ахти как приятно проповедовать, когда тебя лишь терпят.
— Рабби, рабби, у нас триста с лишним прихожан. Если бы голосовали все, вы наверняка получили бы большинство. Члены совета — не представители конгрегации. Их просто назначили. Это сделал я. Во всяком случае, я назначил номинационный комитет, который составил список кандидатов, а потом, как водится, прихожане проголосовали за всех скопом. Мы надеялись, что члены совета будут делать что-то полезное для храма. К тому же, они зажиточнее остальных. Но на поверку они представляют только самих себя. Бекер поговорил с ними раньше, чем я, вот они и проголосовали так, как он просил. Но, если он позовет их на следующее собрание, выяснится, что у каждого уже расписан день или назначена встреча.
Раввин усмехнулся.
— Знаете, мистер Вассерман, на собраниях слушателей семинарии мы чаще всего спорили о том, как раввину удержаться на работе. Лучший способ жениться на очень зажиточной девушке. Тогда прихожане подумают, что раввину безразлично, оставят его или уволят, и это дает ему огромное психологическое преимущество. Кроме того, если девушка очень богата, она занимает высокое положение в конгрегации, и жены прихожан считаются с ней. Второй способ — написать и издать популярную книгу. В этом случае конгрегация руководствуется соображениями престижа. Еще бы, их раввин знаменитый писатель! Третий способ — заделаться политиком местного масштаба, чтобы о нем хорошо отзывались иноверцы. Если он прослывет среди своих раввином с "крепкими кишками", то уволить его и вовсе невозможно. Но я изобрел ещё один способ. Попасть под подозрение в убийстве. Кратчайший путь к незыблемому служебному положению.