Пятничная я. Умереть, чтобы жить
Шрифт:
Янис-Эль вздохнула с облегчением. А то уж ей показалось… Да нет! Ерунда! Еще один землянин да еще на должности местного владыки? Мелодраматический бред как раз в духе дешевой фэнтезюхи: убогий дворник-попаданец мало того, что становится в новом мире писаным красавцем, так еще и ни разу не слугой или каким-нибудь погонщиком мулов, а сразу аристократом или уж — чего там! — наследным принцем или королем. Бред. Точно бред… Или?..
Монарх смотрел по-прежнему смешливо и даже с некоторым вызовом. Янис-Эль с трудом удержала себя от детского желания показать ему язык. А затем разговор о перспективах обороны Несланд Эльца от потенциального захвата увлек ее, и о своих
Так и здесь. Все было бы ничего, пусть бы эта троица, а кроме них хоть все эльфы Вечного леса скопом играли в свои политические игры и плели интриги, но от них могли пострадать Альф и Лута. А вместе с ними Эйсон — тоже во всех этих делах дитя неразумное.
— Я так понимаю, — склонив голову спросил король, — что ваш брак, пресветлая дора Янис-Эль, хоть и был вам навязан, как чистая формальность вами уже не воспринимается? Вы говорите о доре Несланде и его детях, как о своей семье.
Янис-Эль улыбнулась чуть смущенно и развела руками. Пресветлый лир Бьюрефельт кивнул, явно адресуясь не столько собеседнику, сколько своим мыслям.
— Я рад.
— Я обещаю, за ними присмотрят, — Тэйя подошла ближе и положила руку Янис-Эль на плечо. — И мэтр Курдбах получит соответствующее указание, и… Короче, присмотрят.
— Интриганка, — проворчала Янис-Эль. — Хитрая рыжая интриганка.
Тэйя засмущалась и опять принялась одергивать платье. Король смотрел на нее тепло и с очевидной любовью, а потом подмигнул Янис-Эль:
— Настоящие хитрецы у нас в Совете магов сидят. Тэйя еще только учится. И правильно делает. Кто-то же должен в семье понимать, что к чему.
Эри-Ри и Фрейнериль-Мир-Тэ в два счета доставили Янис-Эль на поляну, где был привязан сарим и поджидали кадехо, быстро простились и отбыли. Янис-Эль долго смотрела им вслед с улыбкой. Странная все же эта королевская семья. И по местным меркам, и по земным уж точно. Какая бы нормальная жена потерпела рядом с собой официальную любовницу своего супруга? Да еще с учетом того, что к этой самой любовнице-эльфийке комплектом шла своенравная драконица, которая, похоже, относилась к ним всем, включая самого пресветлого лира, как к своим… гм… детям. Точно! Янис-Эль вспомнила, как дора Фрейя выудила из купели подгулявшую компанию, прибывшую навестить ее в Несланд Эльц, обсушила их и погнала домой, словно нашкодивших девчонок-хулиганок. Дети. Именно так. Да и чему удивляться? Как иначе могло относиться к людям с их жалкой продолжительностью жизни, да и к эльфам тоже столь могучее и древнее существо?
Покачав головой, Янис-Эль отправилась к сариму. Кадехо поприветствовали ее волной радостных мыслей и попытками поставить на плечи лапы, чтобы ловчее было лизать. Намерение затоптать себя Янис-Эль пресекла, на ментальную ласку ответила нежностью.
Стражники пускать ее в Академию сначала отказывались наотрез, потом вдруг стали смирными и благодушными — видимо, не без влияния кадехо. Корпуса — и учебные, и здание общежития — были темными и тихими. И лишь в большом тренировочном зале мерцал свет. Янис-Эль удивилась и отправилась посмотреть. Окно располагалось довольно высоко, но она забралась на спины не сильно довольных этим кадехо и все-таки сумела заглянуть внутрь. А заглянув — замерла…
В зале была одна лишь благородная дора Ивонна Лотинфельт — новая преподавательница, которая обещала в самом скором времени всех без исключения студентов заставить вальсировать. И теперь, глядя на нее, Янис-Эль понимала, что это самое малое, чему могла обучить дуболомов-курсантов эта маленькая женщина.
Дора Лотинфельт танцевала. Легко и свободно — так, словно дышала. Говорят: пишет, как дышит. А вот теперь Янис-Эль увидела, что значит — танцует, как дышит. Стройное гибкое тело балерины изгибалось, скручивалось и неожиданно распрямлялось в звенящую напряжением струну. Каждая мышца, каждая линия тела была совершенна. А растяжке Ивонны Лотинфельт могла бы позавидовать и сама великая Майя Плисецкая.
Янис-Эль смотрела долго, приникнув лбом к стеклу. И с каждой минутой все больше убеждалась, что танцует дора Лотинфельт не от радости, а совсем наоборот. Словно выплескивает в танце свое отчаяние. Когда же, устав, она рухнула на пол — словно умирающий лебедь, как-то виденный капитаном Александрой Иртеньевой на сцене Большого театра, — что-то рухнуло и в душе у тех, кто за ней смотрел. А выяснилось, что их как минимум двое. Сама Янис-Эль, неустойчиво балансировавшая на спинах своих кадехо, и кто-то еще, выдавший себя неосторожным движением в темном провале полуоткрытой двери.
Пребывая в странном состоянии какого-то мистического восторга, Янис-Эль сползла на землю и, качая головой, пошла к себе. Она всегда завидовала людям, которые вот так, какими-то физическими действиями, могли выразить столь многое. Как Эйсон, рисуя, как Ивонна Лотинфельт в танце.
Джоанна давно и счастливо спала. Янис-Эль разделась, почесала на сон грядущий кадехо и подобравшегося к ней Жиробаса, который все-таки принял ее и теперь не царапался по поводу и без, а после, наконец, смежила усталые глаза.
Звуки побудки застали ее в самой скверной фазе сна — она подхватилась, ловя ртом воздух и дико озираясь. Сердце колотилось так, что прыгала грудь, а в животе что-то мерзко тряслось. Джоанны в комнате не было — видно, проснулась раньше и уже ушла умываться. Уняв сердцебиение, Янис-Эль тоже собралась и отправилась в купальни. Джоанна обнаружилась возле умывальника, над которым склонилась, начищая себе зубы.
— Джоанна, доброе утро, пойдешь сегодня вечером со мной на тренировку к дору Тарону? А то у него какие-то странные идеи о том, что наши с ним дополнительные занятия способны подорвать кому-то из нас репутацию.
— Тэбэ, — невнятно ответила Джоанна, потом сплюнула, прополоскала рот и пояснила. — Тебе, Янис-Эль. Потому что его репутация — как Отрезанные горы. Неприступна, белоснежна и холодна.
Тем не менее Джоанна свое согласие поприсутствовать на тренировках дала, и Янис-Эль решила, что в очередной раз убила двух зайцев (однозначно рыжих!) одним выстрелом. И себе «алиби» создала, и Джоанну можно будет самозащите подучить.
Первая учебная неделя прошла вполне обычно. Разнообразие внесли лишь уроки танцев. Столько Янис-Эль не танцевала никогда в жизни. Когда выяснилось, что она, в отличие от многих других студентов, делает это уверенно и вполне умело, дора Лотинфельт с танцпола ее уже не отпускала. В итоге к концу урока Янис-Эль мечтала всех своих однокурсников убить с особой жестокостью. За оттоптанные ноги и нескончаемый поток плоских пошлых шуточек, на которые и обижаться-то глупо, и терпеть — сил нет.