Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)
Шрифт:
22 марта я получила известие, что у Пиппы малыши, возможно трое. Я собиралась в этот вечер лететь в Австрию, но вернула билет и попала на вечерний рейс в Найроби. Наутро я сразу же заказала маленький самолет и, сбросив по дороге записку в лагерь Джорджа, уже к ленчу была в своем лагере. В Найроби на аэродроме было довольно сыро, но здесь, очевидно, шли очень сильные ливни, и я застала своих помощников за починкой повреждений в размытом лагере. У меня оставалось только три дня до вылета в США, и я даже не надеялась увидеть малышей, но мне хотелось повидать Пиппу. Прошел весь первый день, а она не появлялась. От грустных мыслей меня отвлек приезд Джорджа, и я стала пересказывать ему лондонские новости. Он тоже оживился, но его очень беспокоил бедняга У гас — у него опять распух и воспалился глаз. Весь вечер мы обсуждали последние события во всех подробностях. Хотя помощник и пытался меня убедить, что с Пиппой все в порядке, я провела ночь без сна, напряженно прислушиваясь к каждому звуку. На рассвете она наконец появилась, но прошла мимо меня прямо к приготовленному для нее мясу буйвола. Она торопливо глотала еду, а я сидела рядом и чувствовала себя счастливой — приятно было видеть, что она здорова и явно спешит поскорее вернуться к малышам.
Как только она наелась и хорошенько напилась у реки, мы пошли к дороге. Там Пиппа села, громко мурлыкая, и, пок а я ее гладила, лизала мне руки и лицо, все время внимательно следя за дорогой — не идет ли кто за нами. Потом мы пошли дальше и полчаса продирались сквозь густой кустарник, причем Пиппа трижды останавливалась и ждала меня, пока я вынимала колючки из своих сандалий. Наконец мы вышли на поляну; посреди рос большой куст медоносной акации, которую называют еще «погоди немного» — ее загнутые назад шипы так злодейски впиваются в одежду и кожу, что поневоле остановишься. Внезапно мне показалось, что где-то треснул сучок; мы остановились и прислушались; звук повторился. Пиппа мгновенно оказалась около куста, но подождала меня, а потом скрылась в густой листве. И вот тогда в самой середине куста, на площадке около девяти ярдов в диаметре я увидела трех малышей. Поближе к ним земля была очищена от больших сучьев, и несколько вмятин в песке показывали, где расположилось семейство. Пиппа уже проползла под ветвями и легла между мной и детьми. Крохотные детеныши сидели, опираясь на дрожащие передние лапки; увидев меня, они стали ворчать, шипеть и издавать тот самый звук, который я приняла за треск сучка.
Один малыш казался мельче остальных, но все они были очень подвижны для своих десяти дней, и глазки у них уже открылись. Они были гораздо крупнее, чем Тага в четырнадцать дней (двенадцати дюймов в длину), но она в то время уже почти свободно ходила, а они только и могли, что приподниматься на передних лапках и пытаться ползти. Верхняя часть тела от хвоста до лба у них была покрыта густым серым мехом, но глаза и мордочка оставались открытыми, а нижняя часть была совсем гладкая, гораздо темнее, чем у Пиппы, и вся густо усеяна пятнами. Граница между длинным мехом и гладкой шерстью была хорошо заметна.
Через несколько минут они утихли, и Пиппа легла так, чтобы им было удобно сосать; малыши неуклюже полезли к соскам, и самый большой растолкал остальных, но в конце концов все сосредоточенно зачмокали. Вдруг огромная многоножка толщиной с мой большой палец выползла из куста и направилась к малышам. Пиппа тут же вскочила и зашипела на непрошеную гостью, но вскоре успокоилась и только следила за многоножкой, извивавшейся среди детенышей; на прощание насекомое проползло у Пиппы под хвостом. Спокойствие Пиппы меня очень удивило — укус многоножки вызывает сильное раздражение кожи, но, по-видимому, они, так же как и муравьи, не трогают гепардов. Все это время котята удовлетворенно мурлыкали, и это удивительно нежное мурлыканье было гораздо звонче, чем у Пиппы. Целый час я наблюдала за ними. Они часто переставали сосать и начинали переползать, а Пиппа вылизывала их с головы до хвостика, пока наконец они не задремали; я никогда прежде не видела у нее такой нежности в глазах. Когда же она взглянула на меня, я почувствовала, что наши отношения не изменились, хотя теперь она стала матерью диких гепардов.
Я тихонько отошла, раздумывая о том — здесь ли Пиппа окотилась или где-нибудь в другом месте. У двух соседних кустов следов не было, но в одном из них я с ужасом увидела огромную серую кобру. Мне нечем было убить ее, и оставалось только надеяться, что она не нападет на гепардов. Следующие кусты были ярдах в трехстах — слишком далеко, чтобы Пиппа стала перетаскивать оттуда новорожденных. Поэтому я решила, что они родились на том месте, где лежали и сейчас. Это было очень удачное убежище, позволяющее Пиппе заметить опасность издалека. Единственным его недостатком была удаленность от реки, но в прибрежных кустах малышей беспокоили бы многочисленные животные, идущие на водопой, да и поднявшаяся в период дождей вода постоянно угрожала бы их жизни. Пиппа ходила к своему логову очень запутанным путем, а по прямой от лагеря сюда было не больше десяти минут ходу.
На следующий день она не появилась. Я волновалась из-за кобры и к вечеру пошла вместе с помощником и Локалем по звериной тропе, которая вела к логову напрямик. Мы молча прошли полпути, как вдруг появилась Пиппа и загородила нам дорогу, очень недвусмысленно давая понять, что дальше идти не стоит. Я попросила мужчин уйти и стояла возле нее, пока они не скрылись из виду. Видимо, Пиппа хотела утаить короткий путь к своему логову. Досыта наевшись, она опять повела меня тем же длинным путем, что и в прошлый раз. Мы прошли примерно четыреста ярдов, как вдруг она прыгнула в заросли и исчезла. Я поняла намек и возвратилась в лагерь.
На следующее утро Пиппа опять не появилась в лагере, и я, понимая ее вчерашнее поведение, не очень-то хотела тревожить ее в убежище; но это был последний день перед моим отъездом, и поэтому во второй половине дня я отправилась одна навещать семейство. Недалеко от логова я несколько раз негромко позвала Пиппу, а подойдя к кусту, увидела, что она лежит и рядом спят малыши. Она спокойно смотрела, как я, присев возле куста, фотографировала семейство. Немного погодя котята проснулись и, стараясь переползти к Пиппе, долго кувыркались друг через друга, устроив «кучу малу» из лапок, хвостов и толстых животиков. Она ласково вылизывала их, а они отвечали тоненьким мурлыканьем. На ногах они держались уже более уверенно и даже пытались проползать между ветками.
Я пробыла с ними полтора часа, и Пиппа дважды за это время уходила посидеть в тени того куста, где я видела кобру, а детей оставляла на мое попечение. Само собой, я не пыталась даже войти в логово, не только что прикоснуться к маленьким гепардам. Когда я через некоторое время подошла к Пиппе, она забрала в пасть мою руку, лизнула меня несколько раз и вообще казалась такой же счастливой, как и я. Немного погодя она вернулась к малышам и легла, чтобы накормить их, но только один из них лениво пососал, а потом присоединился к остальным, и они играли и ползали по своей матери, пока их не сморил сон. Вдруг Пиппа насторожилась. Она села, прислушалась и скачками понеслась через высокую траву. Вскоре она скрылась в зарослях. Я поняла по ее поведению, что она почуяла своего супруга. Сталкиваться с ним мне не хотелось, поэтому я пошла домой.
10. У Пиппы снова роман
Стояла духота, и тяжелые серые тучи угрожающе громоздились на горизонте. Я очень надеялась, что погода не помешает мне улететь. На следующее утро за мной должны были прислать самолет, чтобы доставить меня в Найроби, а оттуда мне нужно было лететь через Лондон в США. Но уже с вечера начался такой потоп, что к утру все мои надежды пошли прахом, или, вернее, были унесены потоками воды. Приготовившись к тяжелой дороге, мы с помощником выехали на лендровере. Немало нам пришлось повозиться в грязи, прежде чем мы добрались до посадочной площадки у Скалы Леопарда. На ее месте было озеро. Мы позвонили в Найроби и попросили перенести заказ на более поздний срок. Нам ответили, что аэропорт в Найроби тоже затоплен и все международные рейсы отложены.
Снова наш верный лендровер стал пробиваться сквозь грязь, скользя и кренясь на скверной дороге. Только поздно вечером мы добрались до Найроби, и я едва успела попасть на самолет, вылетавший ночью в Лондон. Тут мне наконец повезло: я совсем забыла, что в этот день все рейсы переходили на летнее расписание и лишний час, который я при этом выиграла, позволил мне успеть к самолету на Вашингтон.
Дальше полетели недели постоянных переездов, интервью, приемов, банкетов, выступлений по радио и телевидению — как все это было непохоже на мир, где осталась Пиппа!