Пятое Евангелие
Шрифт:
Какое-то мгновение профессор смотрел на Анну, словно пытаясь вспомнить, кто перед ним, а потом изо всех сил закивал головой.
— Почему вы это сделали? Зачем вы облили картину кислотой?
Тут Фоссиус взорвался:
— Почему! Почему! Все хотят это знать, а когда я начинаю объяснять, мне не верят и говорят, что я спятил. Я больше не скажу ни слова!
Анна потянулась к Фоссиусу через стол, словно хотела доверить ему страшную тайну, и шепотом сказала:
— Профессор, это имеет какое-то отношение к Бараббасу?
— Вы сказали «Бараббас»? — Фоссиус поднял глаза и внимательно посмотрел на Анну, а затем на Клейбера. Вдруг он резко вскочил со стула и, указывая на нее пальцем, закричал: — Кто вас подослал?
Анне и Клейберу с трудом удалось усадить профессора на стул, и потребовалось довольно много времени, прежде чем он успокоился. Анна объяснила Фоссиусу, что у нее есть копия коптского пергамента, в котором упоминается имя Бараббас, что от одного профессора в Мюнхене она узнала, что Фоссиус — самый известный исследователь, занимающийся этим историческим фантомом. Однако Анна не решилась рассказать профессору всю правду.
Казалось, подобное объяснение вполне удовлетворило профессора и даже успокоило его, если не сказать — вызвало состояние апатии. Фоссиус откинулся на спинку стула, устало улыбнулся и спросил:
— Что вы знаете о Бараббасе? Что?
— Не подумайте, что я пытаюсь что-то скрыть от вас, — ответила Анна, — но я абсолютно ничего не знаю о нем.
Фоссиус сделал театральный жест триумфатора. Он внезапно преобразился: выпрямил спину, поднял брови, так что они стали похожи на полумесяцы, и с силой выдохнул воздух через нос, отчего послышался звук, похожий на тот, который издает паровоз. По всему было видно, что профессор наслаждается моментом, когда к нему наконец-то отнеслись серьезно.
Профессор как раз собирался начать объяснять, но в этот момент дверь распахнулась и вошел дежурный врач. Он грубо прервал разговор и повелительным тоном сказал:
— Свидание окончено. Фоссиус, на выход!
На просьбу Клейбера дать им еще хотя бы пять минут врач недовольно ответил, что при необходимости они могут увидеть профессора завтра.
Санитар уже вывел Фоссиуса из комнаты, когда Клейбер подошел к врачу и сказал:
— У меня сложилось впечатление, что пациенту дают дозу седативных препаратов, значительно превышающую необходимую. Профессор Фоссиус не является буйным пациентом и производит впечатление человека в здравом уме. Я уверен, вы не заинтересованы в том, чтобы против вас начали служебное расследование. В прошлом году подобный случай, когда врач прописывал пациентам клиники слишком много успокоительных, стал сенсацией. Во избежание подобных неприятностей советую до завтрашнего свидания не делать профессору инъекций.
Угроза Клейбера явно подействовала на врача. Хотя он и ответил довольно надменно, что решение относительно лечения принимает он, но тут же добавил:
— Я посмотрю, сможет ли пациент обойтись без сильных успокоительных.
Анна не очень удивилась тому, как Клейбер повел себя в разговоре с психиатром. Она не могла себе даже представить, что Адриан может оказаться в ситуации, с которой будет не в состоянии справиться. Проблем для него, казалось, не существовало, а значит, Анна вряд ли могла найти лучшего помощника.
Они молча покинули стены Сен-Винсент-де-Поль и вышли через боковой выход на улицу, под промозглый осенний ветер, гнавший по асфальту листья каштанов. Анну и Клейбера мучил один и тот же вопрос: «Сумасшедший Фоссиус или нет?»
— Что ты думаешь обо всем этом? — на ходу поинтересовался Клейбер у Анны.
— Встреча с профессором была слишком короткой, поэтому трудно сделать однозначные выводы.
— Сейчас, еще раз прокручивая в голове все его ответы, я должен признать, что они были логичными. Оказавшись в его положении, я действовал бы так же.
Они разработали подробный план очередной встречи с профессором, целью которого было как можно быстрее заставить его говорить. Клейбер утверждал, что ключевым моментом следовало считать покушение на картину, поскольку именно из-за него профессор попал в психиатрическую лечебницу. Этот поступок имел огромнейшее значение для Фоссиуса, а значит, нужно было показать ему результат этого поступка, чтобы увидеть, какой будет реакция. Возможно, шок заставит его говорить.
В агентстве AFP Адриан Клейбер достал цветную фотографию поврежденной картины Леонардо, и на следующий день они с Анной вновь отправились в Сен-Винсент-де-Поль.
Фоссиуса словно подменили. Он называл Анну «дорогая племянница», а Клейбера — «любимый племянник» и играл предложенную ему роль просто безупречно. Профессор объяснил, что сегодня ему не делали инъекций, поэтому он мыслит совершенно ясно и хотел бы задать своим посетителям несколько вопросов.
Анна фон Зейдлиц рассчитывала на такой поворот событий и подготовила для профессора историю, которую и рассказала без единой запинки.
— Я знаю, — сказала она, закончив, — что все сказанное звучит довольно неправдоподобно, но клянусь: события разворачивались именно так.
Казалось, рассказ Анны ни в коей мере не удивил и не взволновал профессора. Он сказал лишь: «Интересно!» А через некоторое время повторил то же самое.
Во время общения с профессором Анна и Адриан пришли к выводу, что в том состоянии, в котором он предстал перед ними сегодня, Фоссиус был совершенно нормален. К сожалению, подобный вывод вовсе ничего не значил, поскольку типичным признаком шизофрении является постоянная смена состояний — фазы помрачения рассудка и фазы, когда человек мог мыслить ясно.
Как бы невзначай Клейбер спросил профессора, довелось ли тому видеть последствия своего поступка.
Профессор взглянул на него расширенными от волнения глазами.
Клейбер достал фотографию из конверта и положил перед Фоссиусом на стол. Профессор пристально смотрел на пятно, образовавшееся в области декольте Мадонны, где без особых усилий можно было рассмотреть ожерелье из драгоценных камней.
— О Господи! — пробормотал профессор, заикаясь. — Я знал, я всегда знал об этом. Вот оно — доказательство того, что послание Леонардо не выдумка!