Пятое измерение
Шрифт:
"Может, а!" Мысль Стрижа адресована Люсе.
"Я и не сомневалась".
"Нет, а что же!.." Это я сам.
Капсула вышла на поверхность и исчезла под новый перезвон. Была ли она? Мы стоим на травянистом бугре, овеваемые теплым ветром. Впереди, за дальними холмами, заходит солнце. Вся местность здесь волнистая, с буераками и рощами, чем-то знакомая. Слева, на самой макушке бугра, не то мерцающая, не то пляшущая вышка из голубого металла. Да, именно пляшущая: она то складывается так, что площадка на острие оказывается на уровне травы, то, телескопически выдвигаясь, втыкается в небо с редкими плоскими облаками. И вышка, и облака эти с четкими, огненно подмалеванными
Мы идем к вышке, лишь слегка приминая траву. Мы нагие ^ и это не конфузно; у мужчины с четким лицом и широко поставленными синими глазами только жетон-параллелограмм на левом запястье; у женщины такой же скрепляет уложенные в кольцо волосы.
Вышка опустила площадку к нашим ногам. Становимся на нее лицами к внешнему краю и к солнцу мужчина и женщина по обе стороны от меня беремся за руки. Площадка с нарастающим ускорением уносит нас в синеву. "Как же без биокрыльев?" мелькает у меня опасливая мысль, но я тотчас прогоняю ее. Да, именно так, без биокрыльев, одной силой понимания только и можно достичь места, куда мы стремимся. Под звон жетонов.
На предельной высоте площадка остановилась, оторвалась от наших ног а мы полетели дальше. Сначала вверх, затем с переходом в параболу.
Двое поддерживали меня справа и слева. "Отпустите, я могу сам", помыслил я. И они отпустили.
...Земля, деревья, вышка, чуть приметная тропинка в траве приближались и вдруг перестали. Инерция, которая несла меня, вдруг сделалась моей. Управляемой устойчивостью полета. Я начал набирать высоту.
Не так и много понадобилось прибавить к учебниковым знаниям о тяготении, инерции, законах Ньютона, Галилея, Эйнштейна, его принципа эквивалентности (правда, с поправкой, что почти равны поля тяготения и инерции почти!) лишь чувственное, переполняющее сейчас мою душу блаженством откровение: Земля живая. Живое существо. Тяготение это ее отношение ко всему сущему на ней и поблизости. Отношение ясное и всеохватывающее, немного женское, немного материнское: ты мой, ты мое. Даже если что-то летит стремительно в далеком просторе и то надо попытаться закружить вокруг себя на орбите или хоть искривить траекторию. И если понять такое отношение к себе не в формулах для статьи, не в числах, а почувствовать телом, то оно становится и твоим.
Можно активно использовать неточность равенства тяготения и инерции (из-за чего и возможны все движения) и быть силой, несущей себя.
Вот на какие высоты бытия забрасывают нас иногда сны нашего детства.
Мы заворачиваем на запад, в сторону солнца. Слева и позади остается широкая река с островами, выгнувшаяся здесь излучиной, только нет через нее мостов; удаляется низменный левый берег в лугах и старицах только нет там жилых многоэтажек. коттеджей, заводских корпусов; правый берег высок и неровен но нету и здесь зданий, улиц, площадей, скверов... ничего нет. Исчезли, не нужны стали города. Какие города мы ведь и сами не люди, трое безымянных, приобщившихся к сути всех процессов в материи: а облик прежний сохраняем лишь потому, что это красиво быть человеком. Это традиция здесь.
Животные целиком в царстве необходимости. Человек большей частью тоже, но меньшей разумом-воображением, тягой к новому и созданием его все-таки проникает в царство свободы из-за того, что такое состояние ни здесь, ни там длится долго. оно ему кажется нормальным. А нормальное вот оно: полная надвариантная свобода.
5
Позади остается
...Но если сдвинуться немного назад по Пятому, он есть, мой город, во многих видах от прекрасных до жалких. (И до радиоактивного пепелища тоже.) Он здесь и сейчас, никуда не делся. И живут там Кепкин, Алка Смирнова, мой батя, Ник-Ник, Уралов... даже Сашка и Люся, более свойские, близкие мне. И Тюрин, теоретически проникший дальше всех по Пятому, но на деле не сдвинувшийся с Нуля.
Э, что мне в них! Прощай, место наибольшей повторяемости, тянущее к себе мелкими воспоминаниями. Сейчас пролетим и привет!
...Как я Кадмича-то вчера шуганул за "сандвичи Тиндаля", за упущенное из рук изобретение! С глаз прогнал. (А когда Уралов на него наседал, навязывал соавторство... А Радий корчился на глазах у всех, не зная, что делать, смотрел на нас и на меня! вопросительно и с надеждой, я его поддержал? Вступился? Какое! "Вы за других не думайте, вы за себя думайте". Я и думал "за себя".
Чего же ты хочешь от общества в целом, слагаемое, "единичка"?)
...А Паша-то наш, благородный кшатрий, надвариантен он все-таки или нет? Ведь совершил волевой переход, приобщился к многомерности мира. Правда, с вероятностью 0,98, прискорбный результат перехода отбил у него охоту интересоваться этим делом. Но с вероятностью 0,02 ведь не отбил! И, будучи загнан в угол неудачами и строптивыми подчиненными, вроде А. Е. Самойленко, вспомнит, рискнет проникнуть в заброшенный всеми Нуль-вариант. А затем подомнет Тюрина, усвоит от него необходимый минимум знаний и терминов... и начнет делать пассы:
А вот наш первый советский эмоциотрон Э-1, созданный на основе этого... персептрон-гомеостата. Может перемещать человека в иные измерения, включая прохождение сквозь стену и обратно, а так же перемены внешности. Алла... э-э... батьковна, займите кресло! (Смирнова усаживается, техник Убыйбатько надвигает электродные тележки.) Радий... э-э... Кадмиевич, настраивайте! (Тюрин орудует за пультом "мигалки". Звучит сигнал приближения ПСВ.) Прошу внимания... (Пассы.) Видите исчезла! (Пассы.) Видите: появилась с измененной прической и цветом ногтей!
Где?! Где? будут волноваться экскурсанты. А-а... да-а! Тц-тц-тц!
Я так зримо представил эту картину, что даже жарко стало.
И незаметно я отклоняюсь вниз от спутников, вхожу в пике. Весом я тяжел. Оттеснили эти мысли и возбужденные ими чувства понимание первичного," разрушили связь с праматерью-планетой, дарительницей живой силы... мелкое, поверхностное, но ведь свое, черт бы его взял! Я камнем лечу вниз.
Нарастающий и драматически ниспадающий от высот к нижним регистрам, перезвон жетонов. Спутники с двух сторон подхватывают меня.
Еще перезвон глубинный, с контрабасовым пиццикато и вот мы трое на биокрыльях. А впереди, на бугре Ширмы, возникают сначала расплывчатые, трепещущие всеми контурами, затем отчетливо черные коробки многоэтажек на фоне заката. И внизу, по сторонам, всюду проявляется из небытия мой город.
Он привязался! горестно восклицает Люся. Мы, планируя, опускаемся на опушке рощи на бугре: где-то здесь я вчера утром шагал с Толстобровом по тропинке на работу. Я снимаю биокрылья.
Ну вот, Сашка смотрит на меня утомленно и грустно, возись с таким... Все-то ты, Кузичка, преодолел, а вот барьер в себе не смог.